9
Машина мчалась по дороге накатанной до блеска льда. Шофёр, молча, управлял машиной, курил махорку. Отец никак не мог примириться со смертью жены. Рокот мотора успокаивал и погружал в состояние, когда непонятно: то ли спишь, то ли, дремлешь, глаза закрыты. Вроде всё слышишь и чувствуешь, но чудятся смутные видения. Открываешь глаза, видения исчезают – и перед тобою возникает реальность.
Отец закрыл глаза. Картины прошлого всплывали в его памяти. «Вот он едет на велосипеде по Москве, по Крымскому мосту и никак не может объехать группу хохочущих девчат. Все, как на подбор, красавицы. Одеты в белые блузки, синие юбки; брезентовые туфельки несут в руках и шлёпают босыми ногами по асфальту. Ветер треплет их коротко остриженные волосы, лица девчат разгоряченные. И смех, и шутки - не хотят его пропускать. Окружили. Пришлось спешиться. Одна, невысокая, голубоглазая, с роскошной копной русых волос на голове, перехватив руль велосипеда, попросила прокатить до входа в парк культуры и отдыха , расположенного на крутом берегу Москвы-реки.
До позднего вечера они гуляли по парку, катались на лодке, перепоручив велосипед лодочнику. Ели мороженое. Вкусное, сливочное. Так много раз подходили к мороженщице, добродушной женщине в белом халате, ярко-алой косынке на голове, что, завидев их, издали, она набивала формочки мороженым и, когда они оказывались рядом с ней, с улыбкой вручала им лакомство. Поздним вечером долго ждали трамвай. Оказалось, что последний трамвай давно уже прошёл. Девушке надо было как-то добираться до студенческого общежития.
Он, посадил Соню (так звали девушку) на раму велосипеда и покатил в Тимирязевку . От воспоминаний о том, как они до самого утра не могли распрощаться, и как он потом добирался до своего общежития, в Плехановке , и днём на лекции по математике уснул, учащённо забилось сердце …».
Отец очнулся от того, что машина остановилась. Шофёр забрался в кузов, набил баки газогенератора сухими березовыми чурками. Подождал, пока их не охватило пламя, наглухо завинтил крышки баков. Полчаса ждали. Наконец мотор завёлся.
- Вот незадача с этим газогенератором. Упустишь давление – и загружай баки дровами. Эх! Если бы бензин, - вздыхал шофёр. – Вот была красота до войны: залил бак бензином по горлышко – и вперёд! Никаких тебе ни дров, ни этой шуровки-кочерги. Скорей бы войне конец! Черт с ним, с этим бензином! Вот обезлюдим – это точно. Мужиков-то почти не осталось в деревнях. Одни бабы, да и те мрут, - явно намекал он на нашу маму.
Шофёр включил передачу, и машина покатила в сторону городка, к больнице. Подъехали к приемному покою. Отец зашёл в справочную узнать, как забрать покойницу. Когда он назвал фамилию, женщина, что сидела в справочной, всплеснув руками, куда-то убежала, при этом бормоча:
- Зачем домовину привезли? Ненормальные, какие - то люди пошли, то оживают, то домовины везут …, - и что-то еще говорила непонятное, при этом быстро-быстро крестилась.
Отец так и остался стоять в растерянности напротив окошка справочной. Вошёл шофёр.
- Николай Степанович, куда подгонять машину?
Отец не успел ответить. Подошёл врач, а за ним – и женщина из справочной.
- Иди, иди на свое место! - приказал ей врач, когда она попыталась объяснить, кто приехал и что привёз.
Доктор усадил отца на скамью. Сел рядом. Закурил. Посмотрел внимательно на озадаченного отца. Синий дым от табака наполнил маленькое помещение. В справочной захлопнулось оконце, из которого высовывалась любопытствующая физиономия женщины. Доктор будто ждал этого момента.
- Вот что, дорогой, - не поднимая глаз, заговорил он. - Я должен извиниться, просить у тебя прощения. Получилось недоразумение, а, может, наоборот…
По мере того, как доктор говорил, выражение лица у отца менялось. Он стал понимать, произошло что-то невероятное. Отец вскочил, схватил доктора за плечи и стал трясти:
- Что?! Что произошло?!
- Да успокойся! Жива она! Жива твоя жена! Да отпусти меня, Господи! – взмолился доктор.
Отец мешком осел на скамью. Побледневшее его лицо вмиг стало серым. Губы посинели. Доктор рванул на шее отца ворот рубашки, пощечиной привёл в чувство.
- Ну, что ты, как красная девица, в обморок! Радуйся, что так случилось!
Отец, окончательно придя в себя, смотрел вопрошающе на доктора.
- Пойдем в кабинет, здесь не место для разговора, - предложил доктор.
В кабинете, усевшись за стол и открыв тетрадь, доктор стал искать запись о поступлении нашей мамы в больницу. Пошелестев страничками и сам, успокоившись, принялся читать:
- Поступила Тарасова Софья Александровна в больницу, вот и запись: скончалась во время перевозки. Ещё записано - её отвезли в прозекторскую , - доктор поднял глаза на отца и продолжил. – Николай Степанович, не волнуйся, всё по порядку расскажу. Понимаешь, прозекторская у нас отапливается только тогда… ну, сам догадываешься, что мы там делаем. А что холодно в помещении было, так это и спасло твою жену. Фельдшер-то у нас молодой, неопытный, не нашел пульса, потрогал лицо – холодное. С мороза оно и должно быть холодным. Да и телом, видно, охладилась, в общем, всё к одному – и решил фельдшер, что больная скончалась, да ты и сам с этим уехал. Вот запись есть, муж её привез, то есть ты.
Отец сидел, слушал и ничего не понимал. Не понимал, к чему это доктор так подробно обо всём рассказывает. Он хорошо помнил, как всё было, когда привез жену в больницу.
Доктор подошел к шкафчику, загородив его собой от отца,
- Ну, Николай Степанович, давай за здравие твоей жены! .... долго звенел стекляшками. Повернулся. В руках у него – две мензурки.
Выпили спирт. Оба дружно вдохнули воздух.
- А вот теперь слушай, - повеселев, заговорил доктор. - Лежит, значит, твоя супруга в прозекторской, под простынёй, а фельдшер со сторожем в дежурке в карты режутся и не подозревают, что их ждет. И когда сторож отвешивал фельдшеру щелбан за проигрыш, дверь в дежурку открылась. Они обернулись и обомлели - в дверях стояла завернувшаяся в простыню, покойница - твоя жена, и ругалась на то, что в больнице холодно. Вот так-то, - закончил доктор. - Холод и привёл её в чувство. А вот фельдшера со сторожем чуть кондрашка не хватила. Так что уж извини нас и радуйся.
- Что же теперь?! – спросил отец. – Жену можно забрать домой?
- Нет, конечно. Надо понаблюдать. Не всё так хорошо, как хотелось бы, есть и последствия. Да их и не могло не быть. Диагноз – кровоизлияние в мозг. Процесс развивается. Рука и нога отказывают, речь затруднена, - доктор подумал немного и закончил. – Поезжай домой, обрадуй своих, отпущу твою жену, как только вылечим, есть надежда.
В тот же день отец вернулся домой. Шофёр прямиком укатил к конторе, сообщить о воскрешении агрономши.
Свободное копирование
