22 октября 1997, среда.
Сегодня я получила хороший урок от мистера Жолвик. Когда я пришла в их дом в восемь утра, все они спали. Я постояла несколько минут на улице. Было прохладно, моросил дождь, и я решила, что зайду в дом и буду убирать на кухне. Я так делала уже не раз и у них, и у Ратнеров. Часов в девять вниз сошел мистер Жолвик, увидел меня и строго отчитал за то, что я нарушила границы их частной собственности, без разрешения вошла в чужой дом. Он прав. Но как поступать в таких случаях, я не знаю. Надо будет спросить у миссис Гольдберг.
24 октября 1997, пятница.
Не выдержало мое сердце. Вчера думала, что настал мой конец. На работе еще держалась, а пришла домой и совсем плохо стало. Давление поднялось за 200. Сердце стучит, как сумасшедшее.
Миссис Гольдберг со всей семьей уехали куда-то в гости на три дня. Мне велели переехать на это время к Таубергам. Неужели не доверяют? Пришлось тащить на гору чемодан с вещами.
Здесь очень беспокойное место. К миссис Тауберг приехали гости, бесчисленное количество внуков. Бегают по всему дому и кричат как резаные. Дверь в дверь – домашняя синагога, там по случаю праздника толпится народ. Думала, что отосплюсь – едва ли получится. Живу в комнате с пожилой немногословной полькой. Она ухаживает за мной. Говорит, что слышала переговоры миссис Гольдберг и миссис Тауберг о моем временном переселении. Дело не во мне, а в Алле, которая, оказывается, пользуется здесь дурной славой. Миссис Гольдберг опасается, что в ее отсутствие Алла опять может прийти ко мне, ей это не нравится. Мне тоже. Но я, несмотря на все мои решительные намерения, остаюсь слабым и бесхарактерным человеком и сказать: «Не ходи ко мне», – ни за что никогда не смогу.
За стеной, в домашней синагоге, мужчины пели такие красивые мелодичные песни, что плакать хотелось. А потом стали пританцовывать. Я смотрела через открытую дверь, как, обнявшись, они скачут по кругу, все быстрее и быстрее. Старые, с бородами до пояса, молодые и совсем мальчики. Глаза светятся, голоса звенят, счастливые!
Свободное копирование
