1 октября 1997, среда.
У моих любимых клиентов Ратнеров висит табличка с надписью:
«В нашем доме достаточно чисто, чтобы мы были здоровы, и достаточно грязно, чтобы мы были счастливы». Дом большой, пустой и очень светлый. На втором этаже ремонт, и, судя по всему, это надолго. Планы у них грандиозные: на стенах многометровые фрески, ванные комнаты все в золоте и серебре, как у турецких султанов. А сами Ратнеры – прелестная безалаберная семейка эпикурейцев. Живут они в Нью-Йорке, а сюда, в Монрой, приезжают на выходные. У дочки на днях родился ребеночек.
Утром пришла к ним в десять часов – тишина, все спят, дверь по местным обычаям открыта. Не стала их будить, взялась за мытье посуды. Первой часов в одиннадцать вышла дочка с дитем на руках, прилегла на диван, кормила его грудью и одновременно около часа говорила по телефону. Потом с интервалом в полчаса один за другим появились остальные, программа действий – та же. Миссис Ратнер– статная, дородная, в длинном вечернем платье с пышными рукавами, вплыла в столовую, грациозно потянулась и возлегла на тахте с книжкой. Никакой спешки, покой и нега. Как они отличаются от всех других местных евреев, таких деловитых и сосредоточенных! Я их обожаю! Интересно, смогла ли бы я так же неспешно пожить хоть недельку? Или эта пружина, давным-давно взведенная, уже никогда не расслабится?
Сегодня миссис Ратнер много хвалила меня и мою работу, расспрашивала, нет ли у меня проблем с миссис Гольдберг и с клиентами. Похоже на то, что она хотела бы пригласить меня жить и работать в ее доме. Это было бы для меня очень хорошо, но, памятуя о том, что миссис Ратнер – сестра миссис Кельнер, а та, в свою очередь, приятельница миссис Гольдберг, я отвечала, что всем довольна. Может быть, упустила свой шанс. Меня попросили поработать у них пару часов за дополнительную плату в субботу вечером. Они устраивают большую вечеринку по поводу рождения внука. Я согласилась. Может, подсмотрю, как у них это проходит, они ведь совсем не такие, как Гольдберги, да и деньги не помешают. Все, что я зарабатываю, тут же отдаю Виктору, чтобы поскорее выкупить свой паспорт, или отсылаю домой, чтобы рассчитаться с долгами. А иногда хочется себя чем-нибудь побаловать.
После обеда подалась к Жолвикам. Там пыль столбом: готовятся к Новому году. Отмечать его будут три дня, все нужно заготовить впрок, потому что три дня нельзя будет ничего делать, даже свет включить. К тому же шаббат с сегодняшнего дня наступает не в семь часов, а на час раньше. Миссис Жолвик мечется по кухне, одновременно готовит несколько блюд, а дебелые девицы, как сонные мухи, слоняются из комнаты в комнату и все время что-то жуют. Отчитала младшую Дину за разбросанные игрушки. Убирала так скоро, как только можно там убрать, потом по команде хваталась то за одно, то за другое. Гараж снова завалили мусором, они в нем когда-нибудь утонут. Но все равно настроение оставалось праздничным. Все вовремя успели, хотя мне пришлось задержаться на полчаса. Но меня там очень вкусно накормили и даже купили сигарет.
К Жолвикам приехали гости – взрослые дети и внуки. Мужчины в белых чулках, коротких черных панталонах. Сегодня я впервые поняла, что только в доме Жолвиков на меня обращают какое-то внимание мужчины. Не как на особу женского пола, а вообще замечают, как человека. В других домах я вроде мебели – со мной не здороваются, просто не видят. А мистер Жолвик иногда даже злит меня, вмешиваясь в мои дела. Например, он часто спрашивает, закончила ли я какое-то дело, или что-то в этом роде.
Я расспрашивала миссис Жолвик, как они будут отмечать праздник. Она говорит, что евреи на Новый год не веселятся, а раскаиваются в грехах, молятся и плачут.
Вечером объявилась Алла. Ее путаные объяснения и бесконечные злобные жалобы мне были совершенно не интересны. Отдала долг – и ладно.
Свободное копирование
