Глава 18. Голубовка
Итак, судьба занесла меня на рудник Голубовка Ворошиловградской области. Партию вербованных, в которой оказался я, определили на шахту №6 имени Кирова (впрочем, на руднике все шахты были имени Кирова и различались только по номерам).
Голубовка, несмотря на свою внушительную площадь (около трёх километров в ширину и около пяти в длину) и населённость (около 30 тысяч), представляла собою заурядную периферию. Одна центральная улица, вся в колдобинах, с остатками допотопного асфальта. Два раза в сутки по ней проходил рейсовый автобус от соседнего города Кадиевка. Строения в основном одноэтажные, сильно припорошенные угольной пылью. На весь рудник был один дом культуры, в котором зал для кинофильмов, сменявшихся один раз в неделю, и фойе для танцев, проводившихся по субботам.
По прибытии нам выдали подъёмные («премия» за согласие ехать на шахту), дорожные и двухнедельное пособие за период стажировки в учебном пункте. В карманах вербованных оказались «огромные» суммы, и впереди две недели фактического безделья: в учебном пункте мы в течение 4-х часов были только слушателями, ничего не конспектировали, никакой работы не производили. Лишь один раз нас спустили в шахту для общего ознакомления. Таким образом, в течение двух недель нам некуда было приложить свою энергию. Мы держались дружной вербованной ватагой, хотя сами были едва знакомы друг с другом, В подпитии мы приставали к девушкам, затевали драки с местными парнями и с группами вербованных с других шахт. Так продолжалось до тех пор, пока не пришла пора нам спуститься в шахту и приступить к постоянной работе – добыче угля. Наша вербованная ватага, разбредясь по разным забоям и сменам, перестала быть сплочённой. Но в Голубовку еженедельно прибывали новые партии вербованных, и спокойствие на улицах никогда не наступало.
Среди общего одноэтажного ансамбля, как островки, выделялись группы двухэтажных зданий. Это общежития для привезённой молодёжи. Почти половину населения составляли завербованные, жившие в общежитиях и не знавшие, куда девать свободное время. В общежитиях процветали пьянство и дебоши. Я по натуре не дебошир и к выпивке пока относился без благоговения, поэтому больше лежал на кровати в своей комнате (в свободное время) и слушал «разборки» то в одном, то в другом крыле здания.
Шахтное руководство держало в общежитиях штатных воспитателей. В нашем общежитии это была 32-летняя высокая женщина, приятно упитанная, сохранившая статность, красивое лицо, пышную грудь. Её отливающие чёрным блеском волосы почти всегда были распущены и прикрывали значительную часть лица, исключительную белизну которого она сумела сохранить, несмотря на постоянно витавшую в воздухе угольную пыль. Она красиво одевалась, и, будто невзначай, оставляла заметной некоторую, как нынче говорят, сексуальность. Она умело пользовалась пудрой и духами и, если где-либо останавливалась, вокруг себя распространяла облако благовония. У неё был безумолку работающий язык. Она кидалась в каждую комнату, где происходила пьяная свара или потасовка, перекрикивала буянов, совестила их, пыталась разнимать. И в каждом конкретном случае ей это удавалось. Но случаев было так много, что она физически не могла справиться.
Я не был комсомольцем, но считал, что молодёжью в общежитии должен заниматься именно комсомол. Поэтому подошёл к секретарю шахтного комитета и прямо спросил: «Почему никто из членов комитета никогда не посещает общежитие? Почему с молодыми шахтёрами не проводится никакая воспитательная работа?» На что тот грубо ответил: «Ты не комсомолец, поэтому не суй нос, куда собака …» Я обиделся и подошёл к секретарю парткома. Тот выслушал меня со вниманием и пообещал, что-нибудь предпринять.
Свободное копирование
