Глава 1. Предки
Мой дед Илья Васильевич и бабка Ксения Владимировна меня не видели – не дожили они до моего рождения. Но я кое-что о них слышал от отца и матери. Много не знаю, в молодости меня это не интересовало, а сейчас уже некого спросить.
Дед и бабка родились и всю жизнь прожили в одном очень большом селе Антоновка Черниговской области. Половина села была с фамилией Иваненко, но только род Ильи Васильича называли царьками. Был слух, что этот род идёт от полтавских гетманов. Может оно и так, но в советское время это старательно скрывали.
Там мои дед с бабкой поженились, там родили 8 дочерей и ещё двух сыновей (Матрёна, Екатерина, Варвара, Прасковья, Трофим, Пелагея, Ганна, Агрипина, Кондрат, Анфиса). Было в этой семье всё: и работящие и ленивые, и красавицы и инвалиды (Варвара родилась слепой), и счастливые и горемычные, и добрые и завистливые. Примерно в годы первой русской революции (1905) в семье вздумали начать делёж довольно обширного родительского хозяйства. Дед уже практически потерял управленческие функции. Главенство захватил старший сын Трофим. После длительных разбирательств, ссор и скандалов, чуть не дошедших до поножовщины, мой будущий отец Кондрат плюнул на всё и ушёл, куда глаза глядят, даже не взяв котомку.
К этому времени он уже был специалистом по паровым машинам, и в любом селе ему находилась работа. Правда, нигде надолго не задерживался – прошёл всю Украину, Абхазию и, наконец, остановился в станице Гурийской Краснодарского края. В революции мой отец не участвовал. Он довольно быстро понял, что при царизме народ угнетает банда диктаторов, при демократии народ будет притеснять банда демократов, борьба между бандами называется гражданской войной, а смена одной банды на другую называется революцией (высказывание автора Проза.ру Сергея Сальникова). В станице Кондрат прибился к одной вдове, у которой было шестеро детей. Он помог вырастить их и выпустить в свет, а вдова вскоре умерла.
Кондрату уже перевалило за сорок, и он всерьёз задумался о собственном гнезде. В темпе построил дом, и стал подбивать клинья к местной сироте Марии. Он был старше избранницы на семнадцать лет, но Маня согласилась – уж очень положительно себя зарекомендовал приезжий. Свадьба состоялась в 1927 году, а в 1928 и 1930 родились две дочки (Лида и Дина) и в 1931 году – сын (Яков).
Вскоре после рождения сына у порога дома появился белый, как лунь, худой старичок. Кондрат с трудом узнал в нём своего отца. Больше года Илья Васильевич шёл по следам сбежавшего сына, не доедал, ночевал в стогах сена или соломы, заработал подагру, остеохондроз, туберкулёз и прочие сопутствующие преклонному возрасту (в тридцатых годах возраст 80 лет был сверхпреклонным). Он с трудом передвигался, помогая себе палочкой, и надрывно кашлял. Кондрат и Мария приняли его и обеспечили надлежащий уход. Позже дед рассказал, что всех дочерей выдал замуж, Ксения Владимировна умерла, а Трофим разогнал всех из отцовского дома. Да и за отцом отказался ухаживать. Бывало, дед сидит полдня, ждёт, когда ему подадут поесть, но никто не подаёт, а если он сам возьмёт краюху хлеба, то поднимается страшный крик. Он идёт к дочке Пелагее, но она думает, что отца покормила Прасковея. Он идёт к следующей дочке, но там тоже считают, что отец уже сыт. После многих месяцев голодания (и это ещё не в разгар голодомора), Илья Васильич понял, что надо искать Кондрата. Была у него уверенность, что младший сын честно исполнит сыновний долг. Дед прожил у моих родителей до сентября 1934 года. Как раз разразился страшный голодомор. Трупы валялись по улицам, во дворах и по берегам речки. Но отец умел подрабатывать, ходил по соседним станицам и деревням, иногда привозил на тачке то мешок муки, то картошки. И сохранил всю семью. В сентябре 1934 года дед с трудом вышел на улицу в сортир, а по возвращении услышал крик родившейся девочки (Валентины). Ей только что перевязали пуповину, обтёрли, укутали и передавали из рук в руки подержать. Подали деду. Он отставил палочку в сторону, протянул руки и с минуту любовался внучкой. Но девочка оказалась тяжела для него. Он стал терять равновесие. Его подхватили, положили на постель, он обвёл всех прощальным взглядом и закрыл глаза навсегда.
Семья Кондрата считалась зажиточной: он имел свой дом и женился на девушке, которой достался дом от умерших родителей. Это было в самом начале коллективизации. Кондрат в то время был очень нужным (дефицитным) специалистом, поэтому его не стали сразу раскулачивать. Потом начался голодомор, активность доносчиков снизилась, что позволило семье Кондрата жить относительно спокойно. Но к концу 1934 года голодомор пошёл на убыль, активизировались недоброжелатели: «Столько смертей вокруг, а у Кондрата - куркуля никто даже не заболел!» Кондрат догадался пойти в сельсовет и отдать один дом на общественные нужды. Но там не выразили благодарности, наоборот, сказали: «Тебя это не спасёт».
Кондрат понял, что ему готовится дальнее путешествие в Сибирь или Среднюю Азию. Вернувшись домой и посоветовавшись с женой Марией, он решил, что так далеко ехать ни к чему. Поэтому этой же ночью он вытащил из сарая двухколёсную тачку (не путать с современной четырёхколёсной «тачкой»), сложил на неё самый минимум необходимого, сверху положил недавно родившуюся третью дочку, и покатил вон из станицы. Следом за тачкой шла жена, держа за руку трёхлетнего сына Якова. Ещё две дочки, чуть постарше шли гуськом за мамой.
Долгое путешествие привело их в посёлок Нефтегорск, где я и родился, через три года после смерти деда.