Чуть раньше я высказался по поводу двух бед, которые, как мне тогда казалось, тяжелым грузом висело над нашим обществом: неважным было управление экономикой страны и низким было сознание у многих людей.
Об этом я думал уже в течение нескольких последних лет. Я по-прежнему читал, изучал и хранил все статистические отчеты, начиная с времени, когда я еще учился в школе школы, изучал цифры пятилетних планов, благо они печатались в газетах, и отчеты об их выполнении. Чем-то гордился, но что-то мне и не нравилось. Я видел, что экономическое развитие страны почти остановилось, а планы не выполняются.
Что касается уровня сознания людей, то здесь далеко ходить не надо было. Вокруг меня люди несли с работы домой всё, что плохо лежало. Они не считали это предосудительным. Просто брали. Одни брали то, что им было надо, другие – то, что надо и просто то, что плохо лежит. Многие делали это, не стесняясь, даже с некоторой бравадой. Некоторые буднично, как будто, так и положено. «Расхищение» материальных ценностей принимало массовый характер.
Но в последнее время еще одна мысль стала всё чаще посещать меня:
- Вряд ли правильно, что руководители партии не разрешает людям иметь разные мнения – думал я.- Ведь почти все вокруг меня хотят, чтобы страна шла по социалистическому пути, поддерживают советскую власть. Почему бы не подискутировать, чтобы выбрать лучший путь развития, правильный путь, по которому мы должны строить коммунистическое общество? Почему лучше помалкивать, чем высказываться?
А то, что высказывать вслух свои мысли по-прежнему нельзя, я понимал. Вслух, как и раньше, можно было произносить лишь то, что не противоречило официальной точке зрения. То, что мы ежедневно читали в газетах и, как все знали, исходило с самого верха. До нас доводились мнения, которые должны были считаться непогрешимыми.
Произносить вслух другое - было опасно. Или как говорили, чревато...
Чревато разбирательством на собраниях, исключением из коллектива (читай: увольнением) с волчьим билетом, а можно было и в тюрьму загреметь. Хотя, конечно, гребенка была не такая густая, как в сталинские времена. Подряд всех не сажали. Но я хорошо знал, что могли. Власть партийных органов и КГБ была неоспоримой.
При Брежневе уже почти не сажали, а при Хрущёве сажали за милую душу. Но после Сталинских времен нам казалось, что дышать стало легче. Легче, конечно, но все равно была несвобода. Поэтому внутренняя цензура сидела во мне, да и не только во мне.
Я думал, что постепенно люди будут раскрепощаться. Можно будет говорить вслух то, что думаешь. Что этот процесс освобождения будет развиваться. Что с каждым годом советский человек будет становиться свободнее.
Жизнь показала, что я ошибался. Вожди, пришедшие к власти боялись народа и не желали отпустить вожжи. Система доносчиков, созданная КГБ сообщала наверх о любых, даже самых незначительных случаях проявления инакомыслия, после чего на «провинившихся» обрушивались репрессии. В одних случаях судили, В других осуждали на собраниях. Но без внимания не оставляли ни одного случая критики действия властей, даже самой незначительной.
Свободное копирование
