Довольно часто в Киев приглашались на службу оперные артисты и артистки, которые находились в полной зависимости от полиции, так как, принадлежа к еврейской нации, они подлежали закону "о черте оседлости". Должен заметить, что, к счастью, в Киеве высшая администрация разделяла тот взгляд, по которому "искусство не имеет национальностей", и относилась снисходительно к евреем -- артистам, служившим в Киеве; не будь этого и Киевляне не имели-бы возможности слышать многих артистов, как выдаюшихся, так и весьма полезных. В подтверждение только что сказанного приведу список, далеко не полный, евреев, служивших в Киеве (хотя некоторые из них и перешли в православие): г-жи Самойлова, де-Карс, Минина, Абрас, Азерская, Мелодист, Будкевич, Брайнина, Каплан, Барская, Корецкая, Маршал, Раисова, гг. Тартаков, Чернов, Тамаров, Михайлов, Медведев, Каминский, Виноградов, Буховецкий, Камионский, Горяинов, Светлов, Максаков, Самойлов, Борисов, Давыдов, Любин, Любимов и др. Всякий согласится, что список этот на столько значителен, что наглядно свидетельствует о том, на сколько опера у нас могла-бы существовать, если-бы она но пополняла состава своего артистами -- еврееми. О музыкантах и хористах я уже не говорю: их такая масса, что во всякое время из них можно составить полный оркестр и полный хор, имее во главе оркестра также еврее (доказательство -- Черняховский, любимец Киевской публики). Хористы евреи особенно видное место занимают в Одессе и хотя их пение, благодаря характерному произношению, нередко вызывает смех, но обойтись без них все-же нельзя, так как они обладают прекрасными голосами. Никогда не забуду двух опер, шедших в Одессе, не забуду, только благодаря хористам -- евреем. Так, в "Жизни за царя" в третьем акте хористы, изображая крестьян села Домнина, Костромской губ., пели весьма явственно: "мы на работу в лет и к вечеру дамой". Как хотите, а такое произношение крестьян не может не вызвать гомерического хохота. В опере "Демон" в четвертом акте также нельзя не хохотать, когда воины князя Гудада поют: "за оружия пушкарей! за оружия пушкарей"! И все-же с этим надо мириться, ибо главное достоинство, признаваемое в опере -- голос -- у евреев, поступающих на сцену, имеется.
Обычай артистов по окончании своих ролей появляться в публике, обычай, не искореняемый даже самыми строгими по части порядка антрепренерами, нередко приводил к весьма комическим инцидентам. Помню, в опере "Фауст" г-жа Мелодист, исполнявшая партию Марты, после третьяго акта уселась в ложе. Когда в четвертом акте Маргарита упала без чувств, с галереи кто-то крикнул: "Марта! чего сидишь в ложе? Помоги барыне встать"! что вызвало дружный хохот публики. То-же случилось и в оперетке: Милославский, окончив роль, сел в партере; в следующем акте кто-то о нем говорил: "попадись он мне только -- все ребра переломаю"!-- "Да вот он в четвертом ряду кресел"! раздался голос с галереи. Не говоря уже о возможности такого рода инцидентов, появление в публике артистов, участвующих в спектакле, крайне нежелательно ради иллюзии.
С наступлением поста начался ряд концертов, из которых, кроме упомянутых уже концертов Лишина, я особенно хорошо помню концерты Фигнера и Медеи-Мей, впервые в этом году посетивших Киев. Успех был громадный. Постом-же был объявлен ряд лекций H. С. Стружкина о драматическом искусстве, но лекции эти, не помню почему, не были ему разрешены, хотя в Одессе, откуда Стружкин должен был прибыть, лекции эти состоялись и, по отзыву местных газет, представляли громадный интерес.
Из иностранных артистов, посетивших Киев, отмечу Миттервурцера, в прошлом году скончавшегося. Это был артист, несколько своеобразный, но безспорно выдающийся как в драматических, так и в комических ролях. В одном из спектаклей труппы Миттервурцера выступала игравшая в местном драматическом обществе любительница, г-жа Шварц. Она с большим успехом исполнила роль наездницы в водевиле того-же названия и прекрасно продекламировала стихотворение: "Wass Kann ich dafür"!
Свободное копирование
