Харьков. 1875-1879 - 4

 К концу сезона 1875--76 г. по городу разнеслись слухи, что Н. И. Новиков, служивший у Дюкова, опять взялся за антрепризу и что им на лето снят в аренду театр в саду "Шато-де-флер", где будет драма и оперетка. Слухи эти подтвердились. Г-н Новиков, не смотря на неудачи, постигшия его в Одессе, благодаря главным образом слишком большому бюджету для летняго сезона, сделал ту-же ошибку и в Харькове, где сформировал громадную труппу, в состав которой пригласил не мало выдающихся артистов с крупным, конечно, окладом.

 Прежде чем перейти к воспоминаниям об этом сезоне, я скажу несколько слов о Николае Николаевиче Дюкове. Как мне передавали, Дюков попал в антрепренеры совершенно случайно. Служил он смолоду в Полтаве в каком-то казенном учреждении не то секретарем, не то письмоводителем; породнился он с владельцем Харьковского театра Петровским, после смерти которого театр и перешел к Дюкову по наследству.

 При первом моем знакомстве с Дюковым он произвел на меня впечатление человека необразованного, плоха развитаго, не богато одаренного природным умом; вместе с тем Дюков показался мне человеком хитрым, в чем, как оказалось впоследствии, я не ошибся, Ни к кому, как к Дюкову, так правильно не мог применяться эпитет, "хитрый", который обыкновенно прибавляется, когда речь идет о малороссе. "Хитрый хохол", вот верное определение Дюкова. Насколько я замечал, H. Н. любили не только артисты, но и граждане, в числе которых он имел не мало друзей. Отец многочисленного семейства, преимущественно дочерей, H. Н. умел "кумиться" с нужными лицами; популярность его в Харькове была громадная.

 Здесь кстати разскажу забавный случай, которому я был свидетелем. Обыкновенно, при хорошей постановке новых пьес или при дебютах выдающихся артистов, Дюкову устраивались овации. Гастролировали как-то в Харькове Стрепетова и Писарев. Сборы было всегда полные, гастролеров принимали восторженно, а вместе с ними вызывали и Дюкова, в благодарность за приглашение этих артистов. На вызовы, в какой-то из этих спектаклей, Дюков выходил раз десять. В числе зрителей находился и почтенный старик г. Кузен, кум Дюкова. Увлекшись овациями по адресу Дюкова, Кузен до того забылся, что вместо "Дюкова" стал кричать на весь театр "кума! кума!" а когда последний появился, то опять раздалось: спасибо кум"! Публика сначала стала хохотать, но затем, чтоб не обидеть увлекшегося старика, тоже начала кричать: "кума"! С того вечера как я, так и многие театралы, называли Дюкова "кумом".

 Дюков был очень находчив и остроумен. В подтверждение этого приведу два факта. Служил у него актер Айдарский, крупная бездарность, от которой он сильно хотел избавиться, но, в виду контракта, не мог этого сделать до конца сезона. По окончании сезона Дюков дал себе слово никогда не приглашать больше Айдарского. Прошло года два, об Айдарском совершенно забыли. В числе массы писем с предложением услуг Дюков получил письмо от артиста Дарьялова. Кого только Дюков ни разспрашивал о Дарьялове, никто никаких сведений дать не мог и все порешили, что это, вероятно "начинающий" актер. Предложение, однако, было очень заманчивое. За сто пятьдесят рублей в месяц Дарья я он соглашался играть много главных ролей, которым при письме приложен был и список. Неудивительно, что Дюков неоднократно прочитывал письмо Дарьялова. Всматриваясь в почерк он заметил, что почерк этот как будто ему знаком. Долго рылся он в своих письмах и, наконец, нашел подходящий почерк. Оказалось, что это был несомненно почерк Айдарского, и Дюков написал Дарьялову следующий ответ: "услуга Ваши мне не нужны, а если Вы встретите где либо актера Айдарского, то и ему передайте тоже, самое".

 А вот и другой факт. Во время гастролей Стрепетовой и Писарева, прибыл в Харьков, проездом, один известный писатель. Узнав от него, что он остается в городе до следующего дня и что ему очень хотелось-бы быть в театре, я предложил ему сездить со мной к Дюкову и похлопотать о кресле. Сбор был полный, но Дюков, желая оказать любезность, попросил театрального доктора Волена уступить свое место, на что тот и согласился.

 Директорское кресло было во втором ряду и на нем значились буквы "Н. Д.," (Николай Дюков), а докторское в третьем ряду -- с буквами: "Т. Д." (театральный доктор). Прийдя вечером в театр, я указал писателю его место. Прочтя буквы "Т. Д." он, обратясь ко мне, сказал: "так, даром". Дюков, сидевший на своем кресле, услыхал эти слова и, разсмеевшись, добавил: "совершенно верно, а у меня вот видите буквы "Н. Д.", это значит "нужны деньги".

 Дюков, не смотря на свой довольно почтенный возраст, работал очень много и имел одного только помощника, в лице кассира Бородая, о котором мне еще прийдется говорить. Охладел Дюков к делу после смерти своего единственного сына, умершего от чахотки на 21-м году от роду и охладел настолько, что отказался от антрепризы, передав театр в аренду г. Савину, что было в сезон 1879--80 г. Неразрывно с именем H. Н. Дюкова, харьковского антрепренера, связано и имя бывшего, кассира театра Михаила Бородая, которого Дюков, а за ним и все почти театралы, звали "Мишенька". Бородай был взят Дюковым чуть не в детском возрасте и прошел не мало мытарств, пока попал в кассиры театра. Но это был кассир не обыкновенный; он совмещал в себе и кассира, и бухгалтера, и письмоводителя, и секретаря, и контролера. Он был, что называется, правой рукой Дюкова и представлял собой контору со всем нужным для нее штатом. Пользовался Бородай замечательным доверием Дюкова, которым он, к чести его, никогда не злоупотреблял. С детства состоя при театре, Бородай близко познакомился с театральным делом и хотя он был человек необразованный, но крайне любознательный и его природный ум подсказывал ему многое, что впоследствии, когда он вступил на поприще самостоятельного театрального деетеля, весьма ему пригодилось. Бородай стал во главе дела как антрепренер, когда прошел уже все стадии, дающия возможность близко и основательно изучить это сложное дело. Как человек Бородай был очень любим публикой и пользовался симпатиями артистов. После Харькова я встретил Бородая в Киеве, где он был представителем товарищества харьковской труппы, подвизавшейся в городском театре кажется в 1890 году; в настоящее время, насколько мне известно, Бородай антрепренерствует в Казани и Саратове.