Возвращаюсь к Милославскому. Как известно, Николай Карлович очень серьезно относился к своим обязанностям по сцене и того же требовал и от других; особенно возмущала его небрежность молодых актеров. Шел "Гувернер" с Милославским в роли Жоржа Дорси. В третьем акте, кажется, у него есть прекрасная сцена с молодым слугой, которого он обучает французскому языку. Роль эту играл молодой актер Соколов; уже по первым его словам видно было, что он роли не знает и что поэтому вся эта сцена у Милославского пропадет. Сколько ни подсказывал ему Милославский, как ни наводил, но тот все путал. Милославский вспылил, схватил Соколова за ухо и не на шутку выдрал, сказав: "роль учить, прежде всего роль учить, мальчишка" и прогнал его со сцены, прибавив, еще "придешь завтра, когда урок хорошо выучишь". Этот урок принес Соколову большую пользу; с того спектакля, не было случая, чтобы Соколов вышел на сцену, не зная роли, что называется, "на зубок".
Николай Карлович на сцене никогда не терялся. Играл он как-то Опольева ("Старый барин") Роль эта считалась одной из лучших в его репертуаре; нашлись, однако, лица, которые вздумали свистать Милославскому. Раздался свисток с одной стороны, спустя минуту и с другой. Милославский не обращал на это внимания, но когда свистки участились, он весьма серьезно обратился к артистке, игравшей роль его дочери: "что это? у тебя в квартире как-будто сверчки завелись? Прикажи прислуге эту дрянь вывести". Публика поняла намек и наградила артиста шумными аплодисментами, а свистков уже не слышно было.
Милославский был крайне невоздержан на язык; это был человек, к которому вполне была применима поговорка: "для красного словца не пожалеет родного отца". Из-за этой невоздержанности ему приходилось не мало переносить неприятностей, но оне, тем не менее, нисколько не служили к его исправлению. Его злого языка все боялись и старались не давать повода к колким и всегда очень метким замечаниям, но Милославский сам находил эти поводы. В Харькове он очень дружил с большим театралом Данилой Губиным, по профессии портным. Чуть не каждый вечер главные артисты собирались в гостинице Астраханской у Андрюшки Смирнова, куда приходили и театралы. Губин обязательно всегда бывал и всегда-же напивался. Для характеристики Губина расскажу следующий случай. В один из вечеров рассказывались анекдоты и Губин тоже пожелал рассказать какой-то анекдот. "Господа, начал он, "однажды я был пьян"... После этих слов раздались шумные аплодисменты, крики: "довольно, довольно, анекдот уже рассказан". Так вот этот самый Губин, слова которого, "однажды я был пьян", уже приняли за анекдот, повздорил за ужином с Милославским. Слово за слово и в результате Милославский своими насмешками над Губиным довел его до того, что тот нанес Николаю Карловичу оскорбление действием. Весть об этом быстро разнеслась между всеми артистами и на другое утро, когда труппа собралась в театр на репетицию, только и было разговора, что об инциденте с Милославским. Все артисты с нетерпением ожидали его прихода, чтобы видеть его сконфуженную физиономию и в душе радовались, что наконец и Милославского проучили; "вот когда он будет тише воды, ниже травы", порешили все. "Идет! идет"! крикнул кто-то. Вся труппа выстроилась и напряженно стала следить за входившим Милославским. "Что, слышали"? обратился Милославский ко всем.
-- А что, Николай Карлович?-- Никто и вида не показал, что знает уже про историю с Губиным.
-- А Губин-то? Ведь побил меня!
-- Да не может быть, Николай Карлович!
-- "Чего-же не может быть. Говорю вам-побил!
И по делом мне! не знайся с портным"!
Против такого аргумента трудно было возразить; история это вскоре забылась и Николай Карлович по прежнему первенствовал в труппе, отпуская остроты на счет всех и каждого.
Спустя несколько лет, Милославский возобновил с Губиным приятельские отношения, точно между ними никогда никаких недоразумений не было. Вот еще факт находчивости Николая Карловича на сцене: как-то ставили "Вечнаго жида". Агасфера играл Милославский. В пьесе этой, как известно, почти все действующие лица умирают. В последнем акте Милославский, выйдя на сцену, заметил, что двое из участвующих, с которыми ему еще надо было вести разговоры, лежат уже мертвыми, а Уже умерли"! сказал он спокойно "рано! значит, разговаривать не с кем! Что-ж? занавес"! И занавес был опущен при громе рукоплесканий. Вызовам артиста не было конца.