В лаборатории директора
В общем, приборы были нужны всем, всем их не хватало, успехи исследователей в определенной мере зависели от нас, механиков. Чем лучше механик понимает значение прибора, тем больше пользы может принести при его конструировании и изготовлении.
Молодые ученые, заметив мой интерес к их работе, предложили перевести меня из общих мастерских в лабораторию, которой Иоффе руководил лично, чтобы я был к ним поближе, чтобы лучше входил в курс дел и быстрее делал то, что им нужно. Директор согласился.
Началась моя «мастерская» с того, что на лестничной площадке второго этажа мне поставили токарный станок. Помню, на нем я вытачивал образцы из каменной соли. Они требовались для исследования вопросов прочности в связи с некоторыми идеями, высказанными Иоффе. Непосредственно исследованием занималась под его руководством М. В. Классен. Полученные тогда результаты стали теперь классическими. Было объяснено, почему кристалл соли, если его смочить водой, становится значительно прочнее. Вода, растворяя поверхностную часть образца, ликвидирует многочисленные трещинки, и он может выдержать возросшую нагрузку.
На ту же площадку, где стоял мой станок, выходила дверь квартиры Иоффе. Работать было неудобно, и вскоре мне отвели маленькую комнатку, находившуюся рядом. Она и стала моим рабочим местом на годы. Наши сотрудники любили забегать туда, посидеть в мастерской, когда выдавалась свободная минута. Балагурили, спорили, обменивались остротами… Обычно шумно и весело заявлял о своем появлении Игорь Васильевич Курчатов:
— Физкультпривет! Как дела, многоуважаемый хозяин?
Хозяином меня прозвали «научники», очевидно, потому, что они постоянно обращались ко мне со своими заказами: «Хозяин, надо сделать вот такую штуку», «Хозяин, как бы нам лучше приспособиться в таком вот деле?».
Молодые ученые, для которых я изготовлял приборы, опубликовав свою работу, часто дарили мне окземпляр с какой-нибудь дружеской надписью. Историю одной из таких надписей хорошо помню до сих пор.
Как-то, зайдя в лабораторию, я увидел миловидную девушку, занятую нелегкой работой (девушек в институте тогда было еще мало). Шел эксперимент, и в довольно высоко помещенный сосуд надо было подливать жидкий воздух из тяжелого дьюара. Девушка то и дело влезала с дьюаром на табуретку. «Хорошо бы освободить ее от этой каторжной работы», — подумал я. Прикинул, что можно сделать, а затем изготовил простое приспособление.
В рабочий сосуд я поместил плавающий стеклянный шарик с рычажком. Когда уровень жидкого воздуха в сосуде понижался, шарик уходил, естественно, вниз и рычаг включал электрический ток. Ток приводил в действие электромагнит, находившийся у дьюара. Магнит притягивал стальную планку, и она зажимала резиновую трубку, выпускавшую из дьюара испарявшийся жидкий воздух. А так как жидкость в дьюаре все время испарялась, то давление в нем быстро росло. Достигнув определенной величины, оно выталкивало порцию жидкого воздуха в рабочий сосуд. Уровень жидкости в нем поднимался, стеклянный шарик всплывал, и ток выключался… Потом все повторялось снова.
Больше девушке не надо было влезать с тяжелым дьюаром на табуретку. Исследовательница А. Б. Шехтер осталась очень довольна. Потом, когда работа была завершена и результаты опубликованы в Германии (в те далекие годы научные работы часто публиковались в заграничных журналах, иногда даже раньше, чем у нас в стране), она подарила мне экземпляр с надписью: «Талантливому конструктору „самоплюя“, без которого не удалось бы переплюнуть Америку».
Было известно, что в Америке аналогичная работа действительно велась, но в Физтехе ее выполнили раньше американских ученых. Мою скромную роль А. Б. Шехтер, конечно, преувеличила, я это понимал, но получить печатную работу с такой надписью было все же приятно.