Сколько ни забирали Болотовы выморочных поместий, им все-таки приходилось сильно натягивать свои средства, чтобы приличным образом служить в начальных людях по жилецкому списку. Один особый доход значительно помогал им, -- это каширские железные заводы.
Первые заводы, как известно, появились в тульском уезде по договору с Андреем Виниусом. Вскоре к этим заводам ради расширения дела примкнули Марселис и Акема (1634 год), они скоро выхлопотали себе особую грамоту на право заводить новые заводы и, кроме тульского, начали строить их и в каширском уезде. Частью само правительство помогало им, приписывая к заводам целые дворцовые волости, частью сами предприниматели снимали для своих промыслов удобные земли у помещиков.
Так, часть болотовских пустошей на берегу Скниги была взята в аренду Петром Марселисом еще при основании деревни Ерофея Горяйнова; но ни год, ни условия этой сдачи неизвестны. Только одна запись Кирилы с братом (от 1684 года) и племянником свидетельствует, что уже третье поколение заводчиков ведет дела с Болотовыми: эту арендную запись они дали Христиану Марселису, внуку Петра, на земли берега Скниги, на котором давно стоял Нижний Каширский завод. Сверх тех земель, какие сдавались деду и отцу Марселиса, Болотовы сдали ему еще часть пустоши Гвоздевки под дворы и огороды мастеров с выгоном для скота. За все земли -- а количество их не упомянуто -- под завод и под хозяйства, Марселис обязался платить по 30 рублей в год да на 13 рублей поставлять железа помещикам. Кроме того, заводчик должен был чинить плотину на Гвоздевке, а на плотине построить мельницу; мельница строилась из болотовского леса, а потому он владел ею пополам с помещиками. Вспомнив, как страдали в старину от недостатка железа, как затруднялись самые богатые вотчинники в постройках и сельском хозяйстве недоступностью и затруднительностью подвоза этого продукта, легко понять всю выгоду для Болотовых и для всего их соседства от близости заводов Марселиса.
Так оправдало себя местоположение, выбранное Василием Романовым, а особенно Ерофеем, построившимся на Скниге. Обилие рек, в то время немаловодных, помогло развитию промысла, а промысел много помогал хозяйству крестьян и помещиков.
Отдых наших жильцов после Андрусовского перемирия был, по-видимому, непродолжителен; все трое не раз выходили на службы в Малороссию. Ларион был под Чигирином и получил награду за этот поход. Кирило и Гаврило в 1682 году ходили к Троицкому монастырю на защиту царей, Ивана и Петра, от стрельцов и под самый конец своей службы участвовали в крымских походах Голицына; затем обоих дядей и Лариона отставили от полковой службы. Первым дали довольно почетную награду для небогатых дворян: наравне со стольниками они получили в вотчинное владение по 20 четей с каждых 100 четей поместья. Таврило получил при этом сразу, как перечисляет одна бумага, за крымские походы 43 чети, по случаю заключения вечного мира с Польшей -- 28 четей, и за Троицкий поход -- 36 четей. Всего 107 четей перешли ему из поместья в вотчину; у Кирилы оказалось несколько больше -- 143 чети. Лариона обошли вотчиной, да за ним и не были записаны троицкий и крымские походы.
Первым из поколения жильцов умер Ларион в 1690 году. А. Т. Болотов отмечает этого прадеда последним предком "в бороде". Ларион славился отличным ходоком по приказным делам, никогда не давал себя в обиду, был нрава неуступчивого и часто ссорился с родными, в разговоре употреблял примолвку: "реку". Во многих чертах он напоминает своих современников по Чигиринским походам, дедов другого автора мемуаров XVIII века Данилова, охотно прославлявших эти походы далеко выше Полтавской "виктории"; те же странные речи, полные ничего не значащих примолвок, те же суровые, крутые нравы, не выносящие возражений и препятствий, те же ссоры между родными и соседями, в силу которых деревенские самодуры ухитрялись сидеть многие годы в своих усадьбах, не видясь с братьями и племянниками, жившими рядом за огородом. Только Ларион Болотов как жилец и офицер значительно бойчее и, вероятно, грамотнее закоснелых арзамасцев. Между дедами и внуками резкой полосой прошла эпоха реформ, и внуки, судя по словам Данилова, плохо понимали этих стариков, Чигиринских героев, и даже дивились их странным речам.
Кирило Ерофеев умер в 1696 году, а Гаврило -- в самом начале XIII века. Так, старое поколение XVII века своевременно уступило место новому, когда для быстро изменившихся условий потребовались новые люди.