И вот как раз в такое-то время вышел сборник моих стихотворений "Фантазии и наброски", вместо эпиграфа я выставил отрывок из "Писем ", это было единственным моим ответом на все нападки (Вот содержание этого отрывка: "Судьи нужны, но судья должен помнить, что плод творческого гения есть плод своего времени и плывет по его течению. Критик стоит на страже искусства, когда он хвалит какое-нибудь произведение, но пусть дважды взвесит все доводы за и против, прежде чем судить его. Хулить легко, разрушать чужие труды тоже, но трудно создать что-нибудь, могущее заменить разрушенное". -- Примеч. перев.)
Вслед за этой книжкой вышла и другая небольшая моя книжечка "Виньетки к именам датских поэтов". Я задался целью дать в коротеньких стихотворениях характеристики всех современных и умерших наших писателей. Мои "виньетки" вызвали много подражаний, но критика не обмолвилась о них ни одним добрым словом. Меня продолжали угощать переварками старых порицаний. Мне приходилось читать не критику на мои произведения, а прямые выговоры себе. Тянулось это долго, но в описываемое время дела мои были особенно плохи.
Герц наконец сбросил с себя шапку-невидимку, и в скором времени решено было выдать ему от казны субсидию на заграничную поездку. Я в это время тоже подал прошение о такой субсидии. Я чувствовал к королю Фредерику VI истинную благодарность за полученное мною по его милости образование и, желая как-нибудь выразить ему свои чувства, собирался поднести ему посвященную его имени книгу свою "Двенадцать месяцев". Тут-то один из моих доброжелателей, человек опытный, бывалый, и посоветовал мне самому постараться за себя: подавая королю книгу, я должен был коротко и ясно сообщить ему, кто я такой и как я сам пробил себе дорогу, и прибавить, что теперь я больше всего нуждаюсь в субсидии для поездки за границу, необходимой для завершения моего образования. На это король, наверное, скажет: "Подайте прошение!", а оно уже должно быть у меня наготове, чтобы я мог тотчас же вручить его королю. Я нашел все это ужасным. Как? Подарив королю книгу, я тотчас же буду просить его отдарить меня! "Так уж заведено! -- ответили мне. -- Король отлично знает, что, поднося ему книгу, вы ожидаете от него за это какой-нибудь награды!" Меня это просто приводило в отчаяние, сердце мое так и колотилось, и когда король, по своему обыкновению, быстро подошел ко мне с вопросом, что за книгу я ему принес, я ответил: "Цикл стихотворений". "Цикл! Цикл! Что вы хотите сказать?" Тут уж я совсем растерялся и сказал: "Это... это разные стихотворения о Дании!" Король улыбнулся: "А, так! Это очень кстати! Благодарю". И он кивнул мне в знак того, что аудиенция кончена. Но я ведь еще не успел и начать разговора о своем деле и поспешил сказать, что мне еще столько надо сообщить ему, а затем без дальнейших церемоний рассказал ему о своих занятиях и о том, как я пробил себе дорогу. "Все это очень похвально!" -- заметил король, а когда я наконец изложил свою просьбу о субсидии на поездку, сказал, как меня и предупреждали: "Ну, подайте прошение!" "Да оно у меня с собою! -- заявил я в простоте душевной. -- По-моему, это просто ужасно, что приходится подавать его вместе с книжкой, но мне сказали, что так водится... А мне все-таки ужасно стыдно!" И слезы брызнули у меня из глаз. Добряк король громко рассмеялся, ласково кивнул мне головой и взял прошение. Я поклонился и поспешил убраться.