Закулисная хроника - 43

XXX

И. И. Монахов. -- "Царь куплетистов".

Почти такой же известностью и таким же успехом, как Васильев, пользовался на Александринской сцене Ипполит Иванович Монахов, прозванный "царем куплетистов". До поступления своего в труппу императорского театра он выступал на частных концертных эстрадах в качестве чтеца и единственного в то время куплетиста. Монахов с удивительною экспрессиею и выразительностью передавал сатирические куплеты. Это был новый жанр, к публика, со свойственным ей энтузиазмом, произвела его в свои любимцы, чему, впрочем, немало также способствовала его приятная наружность, вместе с симпатичными чертами лица, производившая хорошее впечатление.

Своим поступлением на казенную сцену Ипполит Иванович обязан был не своим артистическим качествам, которые еще не были тогда никому известны, а настойчивым просьбам его друзей, которые убедили театральное начальство "взять его хоть для дивертиссементов". Начальство снизошло, и Монахов поступил на казенную службу, но без всякого вознаграждения. Свободного оклада в то время не находилось, и поэтому он принужден был выжидать "удобного случая".

Его заставляли петь куплеты, которые пользовались огромным успехом, и виде поощрения поручали ему изредка небольшие роли молодых людей в комедиях, драмах и водевилях. Он старательно их учил, отделывал, но, как актер, был почти не замечаем до моего бенефиса, состоявшегося в 1868 г., когда я вздумал поставить одноактную оперетку "Званный вечер с итальянцами". Роль Канифаса в ней должен был играть единственный в то время, годный для оперетки, артист N., но он вдруг почему-то от нее отказался. Этим внезапным отказом, конечно, я был поставлен в неловкое положение и уже совсем хотел было отменить представление новой пьесы, как кто-то надоумил меня поручить Канифаса Монахову, очень музыкально поющему куплеты.

-- Он должен справиться с вокальною стороною роли, -- заметили мне. -- Для него это не новинка, иногда он даже сам аранжирует свои песенки...

И действительно, Монахов с таким громадным успехом сыграл Канифаса, что "Званный вечер с итальянцами" долго не сходил с репертуара. Он оказался бесконечно веселым актером и превосходным имитатором. В свою партию он вложил массу неподдельного комизма и ловко передразнивал Тамберлика, тогдашнего кумира столичных меломанов и меломанок. После этого Ипполиту Ивановичу начали давать "ход". Ему поручались многие роли с пением, и вскоре он сделался героем оперетки, а в комедии "Петербургские когти", переполненной, как известно, куплетами, он не имел соперников. Его успех рос невероятно быстро и, наконец, дошел до полного торжества: участие Монахова в великопостных концертах, всегда славившихся отсутствием публики, делало полные сборы в Александринском театре; а чтобы достать билет на собственный его концерт, нужно было записываться заблаговременно.

Однако Монахов не удовольствовался успехами куплетиста и опереточного актера, он пожелал доказать, что он так же пригоден и для драматических ролей. На этом основании он стал появляться в серьезном репертуаре, при том же благосклонном внимании зрителей. Успех вскружил ему голову, и он, играя бесподобно Молчалина в комедии "Горе от ума", вдруг вздумал в свой бенефис сыграть Чацкого, который ему удался несравненно менее первой роли. Однако на этом он не остановился, и в драме Островского "Дмитрий Самозванец" он взял на себя заглавную роль, но в ней уж положительно не был принят публикой, даже несмотря на то, что для эффекта вздумал читать монологи Самозванца с польским акцентом.

Похвалы друзей довели его так же, как и Павла Васильева, до того, что он возымел желание соперничать с Самойловым. Монахов выказал поползновение выступить в лучшей роли Василия Васильевича -- в Кречинском. Хотя он и имел выдающийся успех в "Свадьбе Кречинского", но это только внешняя сторона сути. В действительности же он значительно уступал предшественнику, замечательно игравшему эту роль. Впрочем, суждения по этому поводу были разноречивы. В какой-то юмористической газете тотчас же после представления "Свадьбы Кречинского" была помещена карикатура, на которой был изображен Монахов с заткнутым у него за поясом Самойловым...

В обществе Монахов был веселым, приятным собеседником, большим остряком и вообще очень занимательным человеком. Он охотно пел романсы, куплеты, рассказывал забавные анекдоты и очень зло писал эпиграммы. Кроме всего этого, он пользовался огромным вниманием прекрасного пола и сам по себе был истым донжуаном. Поэтому он был очень занят своею наружностью, любил позировать и снимал с себя фотографические портреты в разных видах и позах чуть не ежедневно...

Он долго не получал никакого жалованья, а потом ему сразу дали высший оклад. Он возмечтал о себе и стал небрежно относиться к своим обязанностям, что, впрочем, не вызывало никаких последствий. На его манкирование службою начальство смотрело снисходительно; ему почему-то все прощалось... Быть может, принималась во внимание его болезненная страсть к горячительным напиткам, которая и свела в могилу этого "царя куплетистов"...

Ипполит Иванович оставил после себя множество остроумных стихотворений, большинство которых теперь, вероятно, утрачено. Они никогда не появлялись в печати, а только имелись у некоторых товарищей в рукописных списках. То же самое можно сказать и про эпиграммы его, из которых очень немногие сохранились в моей памяти.

Например, про известного чтеца-актера П-кого, который играл на клубной сцене в комедии Н. А. Потехина "Мертвая петля", Монахов экспромптом сказал:

А "петля"-то чтецу

К лицу!

Да, петли он давно уже достоин!

Природой создан он для авторских задач:

Фигурою, как виселица, строен,

Манерой -- арестант, а рожею -- палач.

Этот самый П-кий, в свое время пользовавшийся известностью очень любил читать в концертах стихотворения самого мрачного, трагического содержания. Однажды в чей-то бенефис, состоявшийся на клубной сцене благородного собрания, он вышел в дивертиссементе и продекламировал печальные стихи, под названием "Похороны". Он был чтецом действительно искусным, и потому, по окончании чтения, раздались дружные, долго не смолкавшие аплодисменты. Тронутый вниманием слушателей, он снова появился на подмостках и опять прочел столь же грустное стихотворение, в котором говорилось о могилах.

После спектакля у бенефицианта был сервирован ужин. В числе других приглашенных был Монахов и П-кий. Когда некоторые из присутствующих стали говорить комплименты П-кому, называя его изумительным декламатором, Монахов поднялся с места и спросил у чтеца, сиявшего от удовольствия:

-- Позволь прочесть экспромпт, сочиненный сейчас на тебя.

-- Пожалуйста... Очень рад...

Монахов встал в позу и произнес:

Ты вечер отравил в конец

Нам панихидой непристойной.

Нет, не артист ты и не чтец, --

Читальщик ты заупокойный.

Одному приятелю, который резко отзывался об исполнении Самойловым роли старого барина в пьесе А. И. Пальма того же названия, он заметил:

-- Ты говоришь вздор! Самойлов создал тип...

-- Ну, извини, это была карикатура на старого барина... Я знаю отлично бар, и ты лучше не спорь со мной.

Монахов пожал плечами и скромно ответил:

Пред мнением твоим благоговею:

Тебе ли бар не знать -- лакею.

В один из своих бенефисов я возобновил "Гамлета". Известный фехтовальный учитель в то время, полковник N., так же хорошо знакомый с Монаховым, как и со мной, взялся выучить меня фехтовать на рапирах. Я усердно принялся за уроки, но они принесли мне мало пользы, благодаря моей близорукости. Не постигнув тонкости фехтовального искусства, я, изображая Гамлета, дрался на рапирах без всякого эффекта, о котором так много трактовал мой симпатичный учитель.

Конечно, на бенефисном представлении присутствовал полковник, который, по окончании спектакля, проник на сцену, где и столкнулся прежде всего с Монаховым.

-- Ну, как вам понравился Гамлет? -- спросил его Монахов.

-- Да что... ничего... только Гамлет совсем не умеет драться на рапирах... Что я ни показывал Александру Александровичу, он ничего не сделал.

Монахов прошел ко мне в уборную и написал на клочке бумаги:

Искусного в боях полковника спросили:

Понравился-ль ему шекспировский Гамлет?

И от полковника на это получили

Такой решительный ответ:

"Скажу я вам одно: что толку и в Шекспирах,

Коль скверно так Гамлет дерется на рапирах".