В Ташкенте - 8

 Самым острым вопросом, который неизменно поднимался как в церковной среде, так и в обществе, собиравшемся у Л.В. Успенского, был вопрос об отношении к м. Сергию, местоблюстителю патриаршего престола. В церковных кругах этот вопрос имел прежде всего практическое значение: то или иное отношение к м. Сергию определяло степень легальности церковного деятеля. В то же время у "христианнейших гностиков" (В.А. Краснокутского, Б.М. Власенко, Ю.И. Пославского, отчасти и у самого Л.В. Успенского) всякий промах, всякий неверный шаг высшей церковной власти встречался с известной долей злорадства. Николай Николаевич остро ощущал необходимость разъяснять смысл церковной политики, защищать от напрасных нападок на нее, особенно со стороны чуждых и равнодушных к Церкви людей.

 Среди церковных деятелей, таких как м. Арсений или еп. Андрей, вызывало критику провозглашение себя митр. Сергием "местоблюстителем патриаршего престола" при жизни м. Петра, преемственно принявшего власть местоблюстителя от самого Святейшего патриарха Тихона, тогда как Сергий был всего только "местоблюстителем местоблюстителя" впредь до возвращения м. Петра. Однако м. Петр был в далекой сибирской ссылке, от него не было никаких вестей, неизвестно даже, был ли он жив. Церковь, оставаясь без главы, раздиралась в борьбе с обновлением, несла в этой борьбе большие жертвы; в то же время на местах не было осведомленности о том, что делалось в центре, всюду появлялись самочинные движения, поощрявшиеся властью с целью создания раскола, к которым народ, миряне, не знал как относиться. Духовенство, не принимавшее этих новоявленных деятелей, арестовывалось, высылалось, церкви закрывались, приходы пустели, по всей стране среди верующих было смятение, стоны, плачи. Вот в это-то трудное время м. Сергий взял бразды правления в свои руки, возглавив Высшее Церковное Управление и энергично принявшись за наведение порядка в епархиях. С канонической точки зрения это был захват власти, так как по каноническим правилам м. Сергий должен был получить свои полномочия от законного местоблюстителя м. Петра. Но м. Петр был вне пределов досягаемости. Взяв власть в руки, м. Сергий оправдывал этот, по существу, неканонический поступок, тяжестью обстоятельств, вынудивших его, ради спасения церковного корабля пренебречь канонами. Среди духовенства, как высшего, так и низшего, начались сомнения в правильности этого поступка, начались отходы, появился новый раскол.

 Николай Николаевич, лично знавший м. Сергия по Собору и благожелательно относившийся к нему, долгое время защищал его от нападок тех, кто не признавал его местоблюстителем, оставаясь верным м. Петру. Он полагал, что в Церкви равно правомерны два пути: путь церковной акривии, которым шел м. Петр, отвергнувший все компромиссы и принявший бремя мученичества, и путь церковной икономии -- приспособления к обстоятельствам, ради сохранения целости Церкви, ради возможности ежедневного совершения Божественной Литургии, без чего народ одичает. Николай Николаевич полагал, что путь икономии есть также своего рода "изволение мученичества", -- в некоторых отношениях, быть может, даже более трудный, так как в нем нет пафоса героизма, согревающего душу того, кто идет путем акривии. Церковная икономия -- это не приспособление к обстоятельствам, не лавирование среди них с целью достижения каких-то выгод. Церковная икономия предполагает, что тот, кто идет этим путем, берет на себя крест добровольного уничижения и поношения, крест непонимания, насмешек и пренебрежения, -- ради одной великой цели -- спасения стада Христова, немощного, страдающего, оставшегося как овцы без пастыря в обстоятельствах притеснения и гонения. Защищая м. Сергия от нападок, Николай Николаевич так именно понимал его дело и оправдывал неканоничность его власти, -- до тех пор, пока не появились в газетах ставшая широко известной декларация м. Сергия и его последующие выступления. Эта декларация, в которой утверждалось, что аресты и преследования духовенства направлены только против лиц, являвшихся на самом деле политическими преступниками, глубоко взволновала Николая Николаевича и привела его в смятение. "Как можно было так сказать в то время, как Церковь лишена всех свобод, а церковные люди тысячами скитаются по лагерям? -- говорил он. -- И кто же это говорит? Лицо, стоящее во главе Русской Церкви, почти Патриарх. Это уже не "икономия", а простое приспособленчество". В это время Николай Николаевич разорвал и сжег свою статью о "Двух путях" в церковной деятельности. Он пришел к выводу, что м. Сергий на этот раз в своих декларациях перешел пределы дозволенной икономии и допустил далеко идущие компромиссы, обрекающие Церковь на прозябание. Возродив традиции синодального периода в управлении Церкви, что имело еще некоторый смысл в условиях христианского государства, он поставил Церковь в подчинение атеистической власти, которая терпит Церковь только "до времени". Николай Николаевич перешел в стан тех, кто именовал себя "непоминающими", однако, он предостерегал от опасности впасть в раскол и не считал иерархов, поминающих м. Сергия, погрешающими против канонов; он считал для себя возможным посещение храмов, в которых возносилось имя митрополита Сергия. Догматически м. Сергий не согрешил, его декларации и заявления, появившиеся в печати, можно рассматривать, как его личные взгляды, не обязательные для верующих, быть может, даже и вынужденные.