В ночь с 5 на 6 мая 1903 г. я узнал, что в комитете идут разговоры о том, что завтра 6 мая будет убит в Уфе губернатор. Я телеграфировал в Уфу и в департамент, и на другой день получил телеграмму из Уфы, что губернатор убит. Очевидно, телеграмма наша запоздала. Мы насторожились и усилили наблюдение за конспиративной квартирой. Сняв номер в гостинице окнами на лечебницу, через площадь мы вели оттуда наблюдения день и ночь. Агентура была предупреждена быть вообще повнимательнее. Повидался я тогда с одним господином, у которого до моего приезда останавливался иногда Гершуни, но тот господин выказал такой страх перед Гершуни, что за его квартирой я поставил наблюдение, думая, что Гершуни может заявиться туда, и он его укроет и даст ему приют. Это был сотрудник -- трус.
13 мая утром явился ко мне на квартиру совершенно необычно один из моих сотрудников, по имени "Конек", и сообщил, что в местном комитете получена телеграмма, которая очень всех взволновала. Что, видимо, должен приехать кто-то очень важный. Чувствовалось, что "Конек" что-то не договаривает. Как ни старался я узнать что-либо еще -- не выходило, а по глазам видно, что знает больше, но что сказать боится. Гершуни -- подумал я. Я перевел разговор на другую тему и попрощался с ним, как бы ни придав услышанному большого значения.
Расставшись с "Коньком", я послал первую в тот день телеграмму директору о полученных сведениях, прибавив, что по моему предположению они касаются Гершуни. Очень уж взволновались в лечебнице.
Забрав затем интересные эсеровские адреса, я поехал к начальнику почтово-телеграфного округа, прося установить, не получалось ли на кого-либо из них депеши вчера или сегодня. Вскоре он мне сказал, что была депеша на имя Рабинович по адресу лечебницы. Я попросил копию депеши, но она была принята по аппарату Юза, а в таких случаях лента наклеивается на бланк, и в бюро следа не остается. Волнуясь, я стал просить добыть копию, и симпатичный старик обещал затребовать служебное повторение.
Распрощавшись с ним, я поехал домой, приказал снять наблюдение с эсдеков и собрать всех освободившихся, людей в отделение. В канцелярии -- скрытое волнение. Моя нервность передается служащим.
Часа через два томительного ожидания послышался звонок по телефону от начальника округа: просят приехать. Спешу. Начальник округа подал мне синий бланк. Едва скрывая волнение, читаю:
"Папа приедет завтра. Хочет повидать Федора. Дарнициенко".
Перечитываю депешу несколько раз, не веря своим глазам. Все ясно. Я поблагодарил горячо начальника округа и помчался домой. Конечно, все ясно, думалось мне. Папа -- это Гершуни, Федор -- одно из наблюдаемых лиц, Дарнициенко -- место назначенного свидания -- станция Дарницы. Иначе не может быть! И в голове стучит, что и как надо сделать.
Приехав домой, в отделение, я позвал заведующего наружным наблюдением. Мы обсудили с ним положение дел. Он согласился с моими заключениями. Мы сделали наряды на железнодорожные станции: Киев-первый, Киев-второй, Дарница и Боярка и оставшимися людьми усилили наблюдение за эсерами. Я приказал собрать филеров, чтобы сказать несколько слов. Говорить с ними было легко. Все они были запасные унтер-офицеры из войск. Я предупредил их, что по полученным сведениям к нам должен приехать Гершуни и, что его надо арестовать во что бы то ни стало, что все, что зависело от меня, как начальника розыска, я сделал, и что теперь дело уж наружного наблюдения. Я требовал быть внимательнее, действовать умно и решительно и приказал проверить, заряжены ли у всех браунинги. Люди были наэлектризованы. Ответом мне было военное: "постараемся, господин начальник!"
Наряды ушли. В наблюдение отправлены все, даже канцеляристы. Остались лишь дежурные. Я отправил директору вторую телеграмму, указав, как я понял добытую с телеграфа депешу, и какие приняты окончательные меры для заарестования ожидаемого Гершуни.
Свободное копирование
