Геруц оказывается человеком весьма аккуратным. В назначенный день он приходит к нам с тем же туго набитым портфелем подмышкой.
Все, что напечатано мною в газетах за два года, вырезано и наклеено в пяти толстых тетрадях. От заглавия «Погибшие люди» маленький хорват приходит в восторг.
Он хлопает в ладоши и кричит:
— Превосходно, превосходно…
Этот полукарлик с большой бородой осваивается у нас с необыкновенной, быстротой. У Татьяны Алексеевны он целует ручки, а меня называет братом.
Геруц садится за мой стол, достает из портфеля чистый лист бумаги и, прежде чем написать соглашение, объясняет нам, что Морозова он хорошо знает и вполне ему доверяет. Условия для меня, по его мнению, очень выгодные. Он издает «Погибшие люди» в трех томиках по рублю каждый и пускает в продажу. Затем, покрыв расходы по изданию, чистую прибыль делит пополам: пятьдесят процентов мне, а остальное ему.
— Таким образом, — заканчивает Геруц, — когда все книги будут распроданы, на вашу долю придется около двух тысяч рублей. Превосходно? А?..
Я бегаю по комнате, потираю руки и с нескрываемой радостью заранее благодарю Геруца.
— В какое же время вы думаете продать книги? — раздается трезвый голос Татьяны Алексеевны.
Геруц поднимает на нее веселые глаза, кривит рот в улыбку и уже не так уверенно говорит спотыкающимся голосом:
— Это, как вам сказать… будет зависеть от некоторых причин… Если книги интересны для чтения, если господин Морозов не пожалеет денег на рекламу и на критиков…
— У нас в России критики не продаются, — резким тоном пеоебивает Татьяна Алексеевна.
Но Геруца трудно смутить. Он дружелюбно протягивает руки и говорит:
— О мадам, это все знают… Большие критики: Белинский, Писарев, Добролюбов… Таких подкупить нельзя, но в маленькой прессе имеются маленькие рецензенты, которые превосходно продаются. Но я думаю, что о вашем муже будут писать честные критики.
Охотно подписываю договор, составленный Геруцем и неожиданно получаю от него сто рублей авансом в счет будущих благ.
На прощание я крепко пожимаю ему руку и едва удерживаюсь, чтобы не поблагодарить его за деньги.
Татьяне Алексеевне Геруц не нравится. Она относится к нему с недоверием. Заодно достается и мне. Жена упрекает меня в неумении подходить к людям с некоторой осторожностью и особенно сердится на то, что я с такой быстротой согласился подписать соглашение.
— Пришел человек с улицы, — говорит она, — сделал какое-то странное предложение, назвал какого-то Морозова, и ты весело пошел навстречу…
— Ты вечно всем недовольна, — перебиваю я. — Не я ему, а он мне сто рублей дал. Чем же я рискую?..
— Эх, ты, писатель… Неужели свое имя и свой труд ты оцениваешь в сто рублей?..
— Прежде всего, не забудь, что я за свой труд уже однажды гонорар получил, а кроме всего, не думай, пожалуйста, что в данном случае меня интересуют деньги. Нет, матушка, здесь имеется нечто такое, что повыше гонорара. Мне важно выпустить в свет мои произведения. Вот это главное. Понимаешь?.. А ты с какими-то подозрениями… Какой вздор!..
Кричу, делаю вид, что страшно оскорблен замечаниями жены, даже топаю ногами, пока Татьяна Алексеевна не подходит ко мне и не начинает просить меня успокоиться.
Искусственно вздутое негодование быстро гаснет, и кончаю просьбой о прощении.