6. Неизвестность
Ухожу из Ялты ранним утром. Иду по мягкой тропе вдоль широкого шоссе. Направо — синий простор, украшенный золотым просветом восхода и белыми оскалами бегущих волн, а налево — тёмнозеленая вязь густолиственных садов и парков.
В светлой тишине струятся запахи созревших слив, яблок, винограда… Дышу полной грудью, радуюсь моей свободе и бодро шагаю по массандровской дороге. Держу путь на Гурзуф.
В этот рассветный час, когда чайки боятся криком нарушить тишину встающего дня, когда при полном безлюдии особенно просторны и светлы горизонты и когда земля пахнет медом и крепким звоном медленно уходящего лета, я приветствую самого себя — независимого, вольного бродягу…
Знаю — впереди ждет меня ненастье… Ну и пускай…
Зато сейчас я один — прощальным голосам провожает меня голубое море, малиновым знаменем машет мне заря, приветливо кланяются освобожденные от плодов вершины яблонь, шлют свое «прости» тяжелые ветви, украшенные фиолетовыми ожерельями сочных слив, радуют мой взгляд озаренные утренними лучами янтарные гроздья позднего винограда, и по-родственному улыбается мне вечно цветущий Никитский сад.
Прохожу мимо Гурзуфа, прекрасного гнезда избалованных богатствам людей. Сейчас я вижу над долиной возвышающийся Ай-Даниль. Мой слух улавливает топот лошадей и шум колес по мелкому гравию шоссе. Оглядываюсь. Меня настигает легкий плетеный шарабан, запряженный парой малорослых буланых шведок. На козлах сидит Керимка — широкоскулый паренек с косыми поблескивающими щелками вместо глаз. Я его хорошо знаю. Он приемыш Османа, известного содержателя лошадей, легких экипажей и лучшего проводника.
— Эй, куда шатай-болтай? — кричит мне Керимка, растягивая толстогубый рот в улыбку.
— A ты куда? — спрашиваю я.
— На Сымферополь лайда… Осман продал…
— Что продал?
— Лошадка продал… Шарабан продал… Мене продал…
— Кому?
— Бухштаб… Знаишь Бухштаб?
Сообщение Керимки меня не удивляет. Разбогатевшие в Крыму торговцы любят обзаводиться собственными дачами и выездами.
По приглашению Керимки сажусь в шарабан, прямо в Симферополь, с кормежкой, как водится, в Алуште.
Брожу по местному базару и обзавожусь имуществом. Покупаю — смену белья, холщевую сумку, какие носят пешеходы за спиной, приобретаю жестяный чайник, сахар, целых два фунта колбасы и большой ситный хлеб.
Сначала думаю итти пешком, но вспомнив, что родина моя — Свенцяны находится за много сотен верст отсюда, решаю воспользоваться остатками моего капитала и приобрести железнодорожный билет, а уж заодно и пиджак. В голове моей созревает план: мне хочется попасть в солдаты. Буду обеспечен на целых пять лет и уж, конечно, научусь писать. Попаду в учебную команду, выйду унтер-офицером, займусь самообразованием я достигну высших ступеней жизни. Через месяц мне исполнится двадцать один год, и меня по закону должны принять в армию.
Впервые еду настоящим пассажирам, с билетом в кармане, и чувствую себя отлично. Одного только не замечаю, что поезд, вырвав меня из теплого Крыма, бросает в холодные объятия северных равнин.
Свободное копирование
