Епрейка
Я с детства очень любил воду — и пить, и играть с ней. Моя мама ушла в магазин, оставив меня на попечение соседской девушки Бэлы. Та зашла в комнату. Обутый в валенки, я стоял в тазу, заполненном водой. Бэла хотела сделать мне замечание, но я выгнал ее из комнаты:
— Уходи! Не твоя, так не твоя комната! — Доброжелательный ко всем, я не любил хамоватую соседку.
Бэла — младшая из двух дочерей тети Раи. Окончила пять классов, да и то с помощью моей мамы. Как-то они занимались, а Раиса Моисеевна погнала Бэлу занять очередь в магазине.
— Всё равно нет толку от твоей учебы! — Бэла с удовольствием отвлеклась от уроков, сообщив моей маме:
— Обожаю стоять в очередях!
В пору моего детства она уже работала маникюрщицей. Раиса Моисеевна могла обратиться к дочери в присутствии кавалера последней:
— Бэла, кусок б…! — Хотя это было несправедливо.
Бэла вышла замуж. Русский Миша, худой некрасивый парень с золотыми руками. Однажды я зашел в комнату тети Раи. Миша включил в радиосеть утюг, из которого зазвучала музыка. Новая родня, столпившись вокруг, восхищалась мастерством Миши.
Было непонятно, как многочисленное семейство умещается в маленькой комнатке. Панели у них были выкрашены коричневой краской, словно в учреждении. Две кровати, шкаф и стол.
Майя, старшая сестра Бэлы, училась в то время в пединституте. Как-то ссора сестер закончилась топором, полетевшим в сторону Майи. Та едва успела прикрыться дверью, на которой осталась вмятина.
Однажды я изобразил на бумаге спиралевидные каракули и показал их Майе:
— Я научился писать! — Еще не взглянув на мои письмена, она пришла в поразивший меня педагогический ужас:
— Детям вредно писать до школы! — Видимо, тогда в педагогике была именно такая доктрина.
Раиса Моисеевна — краснолицая, точнее, красномордая, толстая женщина. Семейство перебралось в Сталинск из Украины во время войны, да так и осталось в Сибири. Моя мама рассказывала, что до войны в нашем городе не было толстых женщин. Когда появились эвакуированные, многие люди сбегались посмотреть на толстых евреек. Берта Львовна, знакомая моей бабушки, удивила ее, сообщив:
— Жиды понаехали! — Увидев недоумение, пояснила: — Мы, сибирские, евреи, а на Украине — жиды.
Как-то к Раисе Моисеевне зашла торговка-татарка:
— Епрейка, у тебя плять (блат) в гастрономе есть?
Острая на язык тетя Рая ответила:
— Зачем мне б… в гастрономе? Я сама б…!
Муж Раисы Моисеевны Наум Яковлевич шил на дому обувь из краденого материала. Заказчиков обуви было много, но ленивая тетя Рая не спешила открывать им дверь, ссылаясь на свою глухоту. Из-за нее она всегда очень громко говорила. Открывать приходилось соседям.
Мне было два года, когда умер сорокалетний Наум Яковлевич. Четырнадцатилетняя тогда Бэла обрадовалась:
— Хорошо, что папа умер, а то бы его посадили! — Его компаньоны действительно вскоре пошли под суд.
Мои будущие бабушка и мама жили раньше в ином подъезде, где была коридорная система расположения комнат. Потом поменялись с тетей Дусей, сестрой нашей другой соседки — тети Ани.
Хотя муж тети Раи сам занимался незаконным промыслом, но, отчасти из-за Раисы Моисеевны, тетя Дуся поменялась в коридорную систему, где никому не было до нее дела. Она ведь была парикмахером и стригла на дому. Тетя Рая могла донести.
В отличие от жены, Наум Яковлевич был человек боязливый. Только с тещей ругался, обещая высыпать ей на голову картофельные очистки, или добродушно бросал:
— Глаза выйму!
Но, когда по ошибке в квартиру зашли двое пьяных и стали угрожать, он испуганно молчал. Решительная Раиса Моисеевна схватила нож и пригрозила зарезать пришедших.
В другой раз она шла из бани, где работала кассиром, по темному скверу. У нее попытались выхватить сумочку. Сумку она удержала, а грабителю гаркнула:
— Я сама ее только что украла! — И добавила отборный мат, которым владела в совершенстве.
Не знаю, почему, но однажды я сообщил родным:
— Когда вырасту, женюсь на тете Рае!
Однажды Раиса Моисеевна уехала отдыхать на юг, дочери остались с отцом. На курорте получила письмо от дочери: «Дома всё в порядке, папа спит со своей племянницей». Раиса Моисеевна со смехом рассказала эту историю моей бабушке. Как-то моя бабушка глядела в окно вместе с соседом. Увидев, что на строительных лесах гуляет наш кот Стасик с незнакомой кошкой, не удержалась от шутки:
— Видимо, со своей племянницей амурничает! — Наум Яковлевич не обиделся.
Он предлагал моей маме, еще девушке:
— Может, вы хотите посмотреть журналы с голыми женщинами.
— Зачем, я и на себя могу посмотреть.
— А, может быть, с голыми мужчинами.
— Спасибо, не надо.
— А фотографии, где мужчины и женщины вместе. — Опять отказ.
Пока муж Раисы Моисеевны был жив, счетчик стоял общий, чтобы на всех жильцов квартиры распределять издержки электричества, потребляемые из-за трудовой деятельности соседа. Когда Наум Яковлевич умер, тетя Рая наняла электрика, чтобы у каждой комнаты был свой счетчик. Электрик приговаривал:
— Я вам сделаю! Всё хорошо будет! — Всё стало мотать на счетчик тети Раи. Она хотела, было, попрекнуть мою маму, но та возразила:
— Вы же сами электрика наняли!
Мне было года три. Я пришел из кухни в нашу комнату, развел руками и возмущенно произнес:
— Такие цволочи! — Это я скопировал ругавшуюся на кухне мать Раисы Моисеевны — бабушку по фамилии Шуб, полное имя которой по паспорту было — Люба.
Моя мама посмеялась:
— Хорошо хоть, что говорит! У моей подруги ребенок очень долго молчал. Выпустили его погулять на улицу, а он оттуда принес свое первое слово из трех букв. Взрослые заметили: «Лучше бы еще помолчал!»
На шестилетие мама и бабушка подарили мне фильмоскоп, а к нему несколько диафильмов. Я решил устроить вечерний киносеанс. Выбрал скучный и длинный черно-белый фильм про строителя самолетов Можайского. Как раз для взрослых. Разорвал на части листочки отрывного календаря — это будут билеты. Дал тете Рае и ее близким. Позже зашел к ним. Все семейство ело селедку, а косточки лежали на «билетах». Стало очень обидно.
Бабушка Шуб чистила песком посуду. Я обратил внимание, что одного пальца у соседки нет. Мне тоже захотелось почистить свою кружку. Идти в песочницы во дворе побоялся, поэтому наскреб черного песка из щели между тротуарной плиткой и стеной дома. Вид грязного песка вызвал приступ смеха у бабушки Шуб. Она невероятно чистоплотна. В этом — полная противоположность Раисе Моисеевне. Вот та вышла утром из комнаты. Поковыряла пальцем в ухе, сходила в уборную, оттуда сразу в кухню. Согнала со стола кошку и стала раскатывать тесто, не вытерев стол.
Тетя Рая обожала телефонные разговоры. Мыла как-то пол в коридоре. На ногах валенки. Мыла она «лентяйкой», как моя бабушка называла швабру, не признавая ее. Мыть иначе тете Рае мешал живот. Телефонный звонок. Вода на полу, пол наполовину вымыт. А соседка все болтает и болтает. Телефонный аппарат находился в их комнате.
Как-то Раиса Моисеевна вышла на улицу, из окна мать кричит:
— Рая, надень платье! — Дочь надела черную комбинацию, а платье забыла.
Работала тетя Рая в парикмахерской кассиром. Она любила, чтобы работа была не пыльная, но денежная, по принципу: «Где бы ни работать, лишь бы не работать». Раньше трудилась в другой парикмахерской. Целыми днями спала на лавке, а две парикмахерши отдавали ей половину левой выручки. Потом запротестовали, отказались делиться.
На моей памяти тетя Рая работала в парикмахерской, что рядом с гастрономом. Я не раз там стригся. В парикмахерской был любопытный автомат: бросишь монетку, а из его раструба на голову брызжет одеколон.
Моя бабушка соседку за глаза называла Сарой. Я чувствовал: есть в этом что-то нелестное. Услышав незнакомую речь, я спросил у бабушки:
— Почему тетя Рая по-звериному говорит?
Наверное, этот вопрос был вызван не столько резкостью идиша, похожего на немецкий язык, сколько тем, что речь была мне непонятна. Ведь я еще не знал: на свете много народов и языков.
Меня и самого нередко принимали за еврея. Однажды около подъезда какой-то мужчина спросил:
— Мальчик, ты еврей?
— Нет, я Саша.
И усатая мороженщица-еврейка у кинотеатра «Пионер» тоже интересовалась этим вопросом. Я стоял около ее лотка. Мне было любопытно, как она достает стаканчики с мороженым из больших деревянных ящиков-кубов с кусками искусственного льда внутри. Однажды эту мороженщицу чуть не убило. Из окна верхнего этажа полетели вниз кастрюли и другая посуда. Видимо, семейная ссора.
Хоть я и мечтал, чтобы Хрущев распорядился увеличить нашу комнату за счет кухни, но сама кухня очень небольшая, и вся уставлена столами. У нас и у тети Раи столы с дверцами и полками. В столе бабушка хранила трехлитровые банки с вареньем. Оно елось плохо, и бабушка грозилась больше его не варить. На кухне было много тараканов. Чтобы избавиться от них, бабушка иногда стол ошпаривала кипятком. Хоть банки и были закрыты белыми тряпочками, но однажды она все-таки обнаружила в одной таракана. Со свойственной ей решительностью выбросила все варенье. Тетя Рая посетовала, что лучше бы ей отдали.
В отличие от моей бабушки, тетя Рая не была брезглива. Однажды сказала:
— Фаина Матвеевна, смотрите, я встала, вымыла свою морду, а ваш Стасик своим лицом залез в мою сковородку. — Впрочем, претензий к коту она не предъявляла.
У тети Раи в кухне кроме стола-шкафа был еще и стол на козлах. А вот у тети Ани только дровяная плита. Плиту никогда не растапливали, в ее духовке хранились маникюрные принадлежности Бэлы. Лаки, ацетон с характерным запахом, который с того времени у меня ассоциируется с детством.
В коридоре тетя Рая держала огромный сундук, в ванной весь угол был занят ее коробками. Уже позже, когда мы переехали в другую квартиру, а тетя Рая поселилась в семье Майи, то оставшаяся одна в комнате бабушка Шуб выкинула весь хлам из ванной и удалила сундук из коридора.
В дальнейшем о жизни наших бывших соседей я узнавал из рассказов тети Ани, которая продолжала поддерживать дружеские отношения с Бэлой и Мишей. Они родили двоих детей, как и Майя со своим мужем.
Мне было четырнадцать, когда я встретил тетю Раю на улице. Она стояла у весов. Предложила мне взвеситься бесплатно. Я отказался. Бывшая соседка стала вспоминать:
— Ты был совсем маленький. Зашел в нашу комнату и стал стучать молотком по полу: «Тук-тук-тук!» — На всю улицу разнеслось ее «Тук-тук-тук!» что меня очень смутило.
Позже тетя Рая поселилась с семьей Майи в Молдавии, где и умерла.