17 сентября
С рассвета продвигаемся вперед, преследуя отходящего противника по пятам. В большом лесном массиве, который прошли насквозь, используя просеки или сами прокладывая их, напоролись на огонь приземистых ПТО, хитро расставленных в пятнистой тени листвы на углах лесных квадратов, где перекрещиваются просеки. Но так как танки и самоходки двигались через лес не одной, а тремя параллельными колоннами, то суматошное тявканье противотанковых немецких орудий смолкло так же внезапно, как и началось. Несколько пушек было с ходу вдавлено в землю, а прислуга с уцелевших предпочла спастись бегством, правильно рассчитывая на плохое «зрение» бронированных машин в густых чащах.
Неожиданно лес кончился, и полк, развернувшись на поле в линию взводных колонн и ведя огонь с ходу, быстро и, главное, без потерь оседлал шоссе.
Стали прочно за гребнем высоты, осматриваемся, и тотчас же откуда ни возьмись подкатывает следом батарея 76-миллиметровок на машинной тяге. Расторопные артиллеристы, не мешкая ни минуты, заняли огневые позиции неподалеку от наших ИСУ и ИСов и взяли на прицел всю видимую часть шоссе. Мы с Дмитрием узнали среди пушкарей знакомых и вылезли поговорить. В течение минуты выяснилось, что это уже третья наша встреча с артиллеристами и что произошла она вовсе не случайно. У батарейцев задача — поддерживать действия нашего полка в наступлении, подавляя огневые точки врага, особенно опасные на флангах. А наступать в этих местах часто приходится без соседей.
Самый интересный человек на батарее, как мне показалось, — артиллерийский разведчик. Он ничем не выделяется среди своих товарищей: ни ростом, ни выправкой, ни солеными прибаутками, — но достаточно всего один раз внимательно всмотреться в его лицо, простое и суровое лицо солдата, с неулыбчивыми и все-таки добрыми глазами, чтобы почувствовать невольное расположение к нему. Из-за нескольких шрамов (один из них был совсем свежий, нежно-розовый) лицо разведчика, как это ни странно, ничуть не казалось уродливым, а скорее наоборот. Артиллеристы — солдаты и офицеры, даже сам комбат — обращались к нему уважительно. Он отвечал неторопливо, с достоинством. Улучив тихую минуту, ребята наши захотели выпытать у него, как там и что в разведке, но он только угрюмо отшутился, сказав, что в ночное время освещает потайным фонариком женские лица, выбирая самое красивое. Любопытные пожали плечами и отстали, а командир орудийного расчета, молодой старший сержант, незаметно поманил нас пальцем за самоходку и тихо объяснил, что разведчик этот вот уже три года разыскивает свою жену, попавшую в оккупацию вместе с двумя детьми и затем угнанную куда-то немцами…
Во время этого короткого невеселого разговора позади самоходки (она была правофланговой) неожиданно грохнул сильный взрыв, и тотчас — другой, совсем близко от нас. Все живо спрыгнули в немецкий окоп, возле которого стояла машина. Лишь разведчик спокойно продолжал стоять, прислонясь к левому ведущему колесу, а минуту спустя повернул к нам лицо и сердито произнес:
— Вот черти! По своим как точно жарят! Метров на десять бы ошиблись — всем нам крышка… Стодвадцатимиллиметровка. Расстояние — около двух тысяч метров… Больше сюда бить не станут, — добавил он со знанием дела и полез в карман шаровар за кисетом. — Прокурим, что ли?
18 сентября
Написал и передал комбату представление о награждении наводчика Дмитрия Салова. Вот молодец! Побольше бы таких! Здесь же, на передовой, получаю прямо в руки сразу три письма: от Лиды, мамы и Майки. На душе празднично, хотя и не читал их еще.
Свободное копирование
