ГЛАВА ПЯТАЯ
Балерины Богданова, Фридберг, Феррарис, Розати, Гранцова, Дор, Сальвиони, Муравьева, Петипа, Вергина, Соколову, Стефанская
За время моего пребывания в Театральном училище и на сцене, т. е. с конца 50-х гг. до начала 80-х гг. прошлого века, я, разумеется, перевидала всех балерин, выступавших на сцене Большого театра.
Самые ранние мои воспоминания связаны главным образом с иностранными балеринами, так как в 60-х гг. театральной дирекцией еще практиковался старый обычай держать во главе балетной труппы непременно иностранку,-- своим "доморощенным" хореографическим дарованиям почему-то не доверяли, несмотря на то, что мы часто имели немало отличных балетных сил, которые при надлежащем их выдвижении могли бы сравняться с иноземными танцовщицами, а может быть, даже их и затмить.
Первой виденной мной на сцене балериной была прославленная у нас и за границей в 50-х гг. Надежда Богданова. Она была именно больше прославленной, чем выдающейся сценической величиной. Ее семья (отец -- бывший танцовщик и братья -- один танцовщик, а другой скрипач) чрезвычайно любила рекламу, и последняя для карьеры балерины Богдановой сделала гораздо больше, чем все ее артистические возможности вместе взятые. Богданова училась танцам в Париже, где танцовала в театре Большой оперы несколько сезонов, и в Петербург приехала как в некотором роде "иностранная гастролерша". Танцовщицей она оказалась довольно заурядной и занимать на нашей сцене первенствующее место могла разве лишь потому, что в конце 50-х гг. у нас других сколько-нибудь выдающихся русских балерин не было. Я видела Богданову в "Фаусте", где партия Маргариты у нее проходила довольно посредственно, как в танцовальном, так и в мимическом отношениях. Во всяком случае, потом мне довелось видеть несколько других Маргарит, справлявшихся со своей задачей несравненно лучше. На моей памяти Богданова танцовала у нас вообще недолго, какой-нибудь год, и исчезла с нашего горизонта.
Хорошо помню Екатерину Фридберг, другую нашу соотечественницу, получившую хореграфическое образование за границей и также приехавшую к нам в качестве парижской балерины. Она выступала в Петербурге в конце 50-х гг. в балетах: "Мечта художника", "Катарина", "Невеста-лунатик". Для нее Перро поставил "Корсара" и "Армиду". Очень высокая, с красивой сценической наружностью, она вообще танцовала хорошо, но производила грузное впечатление. К тому же была слабовата по части мимики. У нас публика относилась к ней довольно холодно, и успехи ее были очень умеренные.
Танцевавшая у нас в 1859 г. Амалия Феррарис была первой балериной, показавшей в Петербурге технические трудности итальянской хореграфической школы. Некрасивая итальянка с сильными, мускулистыми ногами, она танцовала всегда четко и уверенно. Мимика ее оставляла желать лучшего, и в драматической части "Фауста" и "Своенравной жены она была бледна. Для Феррарис балетмейстер Перро поставил балет "Эолина, или Дриада". Этот балет, равно как и танцы в нем Феррарис, увековечены Теофилем Готье, видевшим "Дриаду" в Петербурге и посвятившим ей целую главу своего "Путешествия в Россию". Галантный француз, конечно, восторгался балериной, но наша публика его восторгов не разделяла, и большого успеха Феррарис здесь не имела.
Полную противоположность представляла собой итальянка Каролина Розати, подвизавшаяся в Петербурге в 60-х гг. Великолепная мимическая артистка с эффектной сценической наружностью и выразительными глазами, приехавшая к нам уже сравнительно немолодой (ей, как говорили, было тогда уже около 40 лет) и с крупным европейским именем, Розати положительно увлекала зрительный зал своей игрой. Ее ходили смотреть, как ходят в драму любоваться великими актрисами комедии и трагедии.
Как танцовщица она была типичной представительницей жанра terre à terre, т. е. "земного" танца, без больших прыжков и взлетов, танцовала чисто, но неизменно в пределах старой классической школы,-- какая-либо виртуозность была ей совершенно чужда, зато пластичности, грации и изящества у нее было достаточно, чтобы удовлетворить самых строгих и требовательных балетных судей. Впрочем, Розати не любила балетов с большим количеством танцев для балерины, в чем, конечно, сказывался ее возраст. У нас она выступала в "Жовите", "Пакеретте", "Газельде", "Грациелле", "Севильской жемчужине", но особенным успехом пользовалась в "Корсаре" и "Дочери фараона". Эти два балета были поставлены с расчетом на мимическое дарование Розати ("Корсар" -- в Париже, а "Фараон" -- в Петербурге).
В последнем балете она произвела такой фурор, что была сразу же ангажирована в Большой театр на несколько сезонов.
Придерживаясь в своих воспоминаниях хронологической последовательности, упомяну о гастролировавшей у нас весной 1866 г. балерине Клодине Кукки. В отличие от только что названных балерин, танцовавших в Париже, Кукки пожаловала к нам из Вены. Как и Розати, она приехала очень немолодой. Ее довольно посредственные "поспешные" танцы в итальянском жанре, со старанием преодолевать разные трудности, у нас решительно не понравились.