Филипп де Коммин. Мемуары - 37

Глава III

Вы должны были понять из долгого рассказа, каковы были истинные причины этой войны и то, что оба государя были на сей счет достаточно слепы, не понимая, ни тот ни другой, ее мотивов, что свидетельствует об удивительной ловкости тех, кто заправлял делом; можно сказать по этому поводу, что одна половина людей не имеет ни малейшего представления о том, как действует другая. Все те события, о которых речь шла в предыдущих Главах, случились в течение короткого срока. После взятия Амьена, дней через 15 по меньшей мере, герцог стал лагерем возле Арраса, ибо дальше он не отступал, а затем пошел к реке Сомме и прямо на Пикиньи. В пути к нему прибыл посланец от герцога Бретонского, бывший всего лишь пехотинцем, и передал герцогу от имени своего господина то, что тот узнал от короля; и, между прочим, сказал о связях, которые король имел в некоторых крупных городах, из которых он назвал Антверпен, Брюгге и Брюссель. Он также предупредил герцога, что король решил его осадить в любом городе, где только настигнет, даже в Генте; полагаю, что герцог Бретонский сообщил все это ради герцога Гиенского, дабы посодействовать его браку.

Герцог Бургундский был крайне недоволен этими предупреждениями герцога Бретонского и тут же ответил посланцу, что его господин дурно осведомлен и что это какие-то его худые советники пожелали внушить ему подобные страхи, дабы он не выполнял своего долга и не помогал ему, как обязан делать, будучи союзником, и что он плохо осведомлен о том, что собой представляют Гент и другие города, где, по его словам, король якобы собирается его осадить, поскольку эти города слишком велики чтобы их осаждать. Герцог Бургундский велел, чтобы он рассказал своему господину о бургундской армии, которую видел, и передал, что на самом деле все обстоит иначе, ибо он, герцог Бургундский, решил перейти Сомму и сразиться с королем, если тот встретится на пути, дабы остановить его; и чтобы он просил герцога, своего господина, выступить за Бургундию против короля и поступить так, как он, герцог Бургундский, поступил, когда заключал договор в Перонне.

На следующий день герцог Бургундский подошел к городу Пикиньи на Сомме, месту сильно укрепленному, и решил поблизости построить мост через реку, дабы перейти Сомму. Но неожиданно оказалось, что в Пикиньи размещено 400 или 500 вольных лучников и небольшое число дворян. Те, когда увидели, что герцог Бургундский собирается переправиться, вышли и устроили засаду вдоль длинной дороги, но настолько удалились от города, что дали возможность людям герцога Бургундского погнаться за ними; они настигли их, когда те спешили вернуться в город, часть их перебили и захватили предместье, что находится на той дороге. Затем подвезли четыре или пять орудий, хотя с этой стороны город было не взять, так как там протекала река. Однако вольные лучники испугались, что будет построен мост и их осадят с другой стороны, поэтому они покинули город и бежали. Замок продержался дня два или три, и затем из него все ушли [1].

Эта небольшая победа придала смелости герцогу Бургундскому, и он расположился в окрестностях Амьена. Дважды или трижды он менял позицию, говоря, что готовит поле на тот случай, если король пожелает сразиться. И наконец, он подошел к самому городу так близко, что его артиллерия смогла его обстреливать. Так он простоял шесть недель. В городе было 1400 королевских кавалеристов и 4 тысячи вольных лучников. Там находились монсеньор коннетабль и все высшие начальники королевства – обер-гофмейстер, адмирал, маршалы, сенешалы и множество других достойных лиц.

Король оставался тем временем в Бове, куда съехалось множество народа; с ним были его брат герцог Гиенский и герцог Никола Калабрийский (старший сын Жана, герцога Калабрийского и Лотарингского, единственный наследник Анжуйского дома). При короле была также знать, собранная по арьербану. Нет сомнений в том, что, как я слышал, все состоявшие при короле люди искренне желали ринуться в бой. Но король уже начал понимать, из-за чего возникла эта война, и видел, что она отнюдь не идет к концу, но разгорается сильнее, чем когда-либо раньше.

Те, что были в Амьене, задумали сделать вылазку, чтобы атаковать герцога Бургундского с его войском, но при условии, что король пришлет им армию, которая стояла с ним в Бове. Король, извещенный об этом плане, отверг его и запретил это дело. Ибо, хотя оно и казалось выгодным, все же был риск, особенно для тех, кто выступит из города, поскольку они вышли бы через двое ворот, одни из которых были рядом с войском герцога Бургундского, и если бы им не удалось сразу же, с первого удара одержать победу, то над ними, пешими, нависла бы угроза уничтожения, а город мог быть захвачен.

Между тем герцог Бургундский послал к королю пажа по имени Симон де Кенже, который впоследствии стал бальи города Труа, с письмом в шесть строчек, написанных его собственной рукой, где смиренно жаловался на то, что его преследуют по чьему-то наущению и что если король был бы хорошо обо всем осведомлен, то он не поступил бы таким образом.

Армия, посланная королем в Бургундию, разбила все бургундские силы, выставленные против нее, и захватила много пленных. Число убитых было невелико, но разгром был полный. Армия стала осаждать и брать города, что напугало герцога. Он, однако, приказал распространить в войсках прямо противоположные сведения, будто его люди взяли верх.

Когда король прочитал письмо, присланное герцогом Бургундским, он очень обрадовался по той причине, о которой Вы уже слышали,[2] а также потому, что его удручали затянувшиеся боевые действия; и он составил ответ и дал полномочия некоторым из тех, что были в Амьене, заключить перемирие на срок от двух-трех до четырех-пяти дней. В конце концов оно было заключено, как мне кажется, на год, чем коннетабль граф Сен-Поль был недоволен; ведь что бы ни говорили или ни думали люди, граф Сен-Поль был тогда главным врагом герцога Бургундского, и никогда между ними не было дружбы, как Вы слышали вначале. Но они посылали друг к другу людей, занимаясь интригами, и подыскивали себе помощников из окружения другого. И все, что ни делал герцог, Вce это было ради возвращения Сен-Кантена. Коннетабль же, когда испытывал опасения или страх перед королем, несколько раз обещал герцогу, что передаст ему город. Случилось даже как-то, что люди герцога Бургундского, по желанию коннетабля, подошли к городу на два или три лье, чтобы войти в него. Но когда дело дошло до того чтобы их впустить, коннетабль раскаялся и отказался от своего намерения, отчего в конце концов на него свалилась беда; ведь он надеялся, что благодаря своему положению и большому числу людей, оплачиваемых королем, сможет распоряжаться ими обоими, натравливая их друг на друга, что ему до сих пор удавалось; однако затея его была чересчур опасной, поскольку оба государя были слишком сильными и могущественными и слишком искушенными.

Когда эти армии разошлись, король отправился в Турень, герцог Гиенский в свои земли, а герцог Бургундский в свои. И некоторое время дела оставались в том же положении. Герцог Бургундский созвал у себя представительное заседание штатов, чтобы они поняли, сколь великий ущерб он понес от регулярной кавалерии короля и что, будь у него 500 регулярных кавалеристов для охраны границ, король никогда бы не начал этой войны и сохранялся бы мир[3]. Предупреждая их о тех Потерях, которые они могут понести в будущем, он всячески убеждал их дать согласие на оплату 800 копий [4]. В конце концов они выделили ему 120 тысяч экю-в дополнение к тому, что давали раньше, и от уплаты их была освобождена Бургундия.

Но его подданные опасались оказаться в таком же подчиненном положении, в какое попало королевство Франции из-за этой французской кавалерии [5]. По правде говоря, их опасения имели основание, ибо, когда у герцога оказалось 500 воинов, он захотел их иметь больше и стал смелее действовать против своих соседей; а сумма в 120 тысяч экю возросла до 500 тысяч, что позволило намного увеличить число воинов, отчего сильно пострадали его сеньории. Я же полагаю, что оплачиваемое войско хорошо используется лишь мудрым правителем, но когда он не таков или у власти стоит ребенок, то его советники используют его не всегда к выгоде короля и его подданных.

Ненависть Между королем и герцогом Бургундским не ослабевала. Герцог Гиенский, вернувшись в свои земли, стал часто засылать к герцогу Бургундскому послов, продолжая настаивать на браке с его дочерью. А герцог затягивал дело и поступал так со всеми, кто просил ее руки; уверен, что он вовсе не желал иметь сына и не хотел, пока он жив, выдавать дочь замуж, а стремился лишь привлечь к себе тех, кто домогался ее руки, чтобы пользоваться их помощью и услугами. Ведь у него были столь великие замыслы, чта и целой жизни не хватило бы для их осуществления, и они были: настолько обширны, что и пол-Европы его бы не удовлетворило [6]

Он был достаточно храбр, чтобы взяться за любое дело, и трудности мог снести любые, если оказывалось необходимо; в его распоряжении было много людей и денег, но не доставало ему ума и хитрости, чтобы вести свои дела, а ведь если нет очень большого ума, все прочее, что необходимо для успешных войн, ничего не стоит, и поверьте, что умом наделяет господь. Если бы можно было объединить некоторые качества короля, нашего господина, и некоторые качества герцога, то получился бы совершенный государь. Ибо, без всякого сомнения, король изрядно превосходил его умом, что он в конце концов и доказал своими делами.