На фото: Наступающий песок и полузасыпанные кусты. Кызылкум. Фото Давида Гениса.
...Вернусь к "своим" пескам. Если ранним утром, пока сильно не прихватило солнце и воздух еще прохладно-свежий, побродить по барханам, можно было прочитать богатую книгу ночной и утренней жизни. Следы многих видов ящериц и ящурок, змей и птиц. И грызунами Всевышний пустыню не обидел. В распадках между барханами или на участках более плотного грунта то и дело выглядывают темными "глазками" норы и целые колонии нор. И вблизи них зачастую можно было заметить ямки-копанки, следы деятельности песчанок. Да, нередко увидишь и, как будто пообстриженные, зеленые ветки саксаула, на которых успели покормиться грызуны...
Известный геолог академик А. Е. Ферсман, посетив в 1925 году пустыню Каракумы, писал: "Никто из нас не ожидал, что здесь, в этих безбрежных песках, имеется столько "населения".
И, главное, здесь, в этих жарких краях, в поселках и городах, в чабанских кочевьях и аулах, живут и работают люди. Кто-то обитает в зоне Заполярья, другие живут в зоне пустынь. Так распорядились природа и история.
В мире песчаного безмолвия
Господь мой, оазис в пустыне создай,
Акацию, мирту росой напитай.
Тебя убоявшихся не упрекай,
Ты мир полноводный, как реки, им дай
Дунаш бен Лабрат,
еврейский поэт, Испания, Х век
В горах человека привлекает грандиозность природы. Какими бы цифрами обозначить её колоссальнейшую силу, выдавившую миллиарды тонн породы на многокилометровую высоту. Какими словами описать созданную фантастическую энергетическую картину, влекущей к себе сотни людей, которым не сидится дома?
У моря или в лесу человек, наоборот, ищет успокоения, умиротворения. Здесь глаз радуется и душа отдыхает. Не случайно художники вновь и вновь рисуют морские и лесные пейзажи. Эти картины для души. А что может быть лучше дружеского пикника где-нибудь на укромной лесной полянке? Тут и выпить тянет, и жить хочется...
А что в пустыне? Ровно или холмисто. Песок и песок, ящерица пробежит, да и то не в дневную жару. Лесов нет, моря нет, глазу как будто бы зацепиться не за что. И всё же... Те, кто побывал или работал в пустынях, знают, пустыня, как небо предгрозовое. Тихо, ни ветерка. И вдруг оно раскалывается в пламени и грохоте. Молнии, гром. Еще и еще... Так и пустыня. Это кажется только, что она безмолвна, пустынна, безэмоциональная и однообразная. Здесь своя романтика. И свои приключения. Многие экстремалы рвутся в пустыню на машинах, верблюдах, или еще как. Дабы получить здесь и эмоции на острие ножа и испытать то, что ни в лесах, ни в горах не испытаешь. В горах можно упасть в пропасть, в море - утонуть, в лесах - заблудиться насмерть. В пустыне же можно погибнуть от жары, безводия и безмолвия. Что лучше?
Однажды чабанскими дорогами к северу от горного хребта Каратау на юго-востоке нашей области, в Чиилийском районе, мы около двух часов пробирались через песчаный массив. "За бортом" - разгар дневной жары. В раскаленной чуть не докрасна железной кабине нашего уазика мы, как сазаны на сковородке, только рты раскрываем, пытаясь языком пересохшие губы смочить. Но уже и язык сухой как прошлогодняя щетка. Местный фельдшер сказал, что до следующей стоянки чабана не так далеко ехать, километров двадцать. Но он не учел, что едет на лошади напрямик, а мы, почти буксуя, пробираемся по песку, именуемого дорогой. Песок горячий, солнце горячее, мотор горячий и "не тянет". Вокруг даже природа замерла, в полуденный зной она тоже в летаргии. Только жаркий воздух давит, так и хочется его руками разгрести. Обитатели песков, у кого хоть зачатки ума или какого-либо соображения есть, в такое время по норам прячутся. Одни мы, умники...
И, уже еле живые, увидели посланную судьбой одинокую юрту чабана. Это к ней мы стремились, прорываясь сквозь песчаные заслоны. Задача в таких рейдах чаще всего была как бы простой: добраться до каждой стоянки чабанов, убедиться, что больных нет или оказать доступную помощь в случае необходимости. В чабанах чаще всего ходили люди пожилые. Весь день на жаре, не подремать - овцы разбредутся, не соберешь. Да еще какой-нибудь заблудший волк мог на запах овечий выйти, значит, гляди в оба.
Вечером, овец пригнав к юрте, чабан еще мог дотемна с ними разбираться. Не раз я наблюдал одну и ту же сцену: за юртой шум и галдеж овечий, и из какофонии звуков в юрту вваливается чабан, и без сил садится на кошму, стягивая сапоги и кинув в сторону чапан. Потом посмотрит на нас, гостей, спросит, поила ли хозяйка нас чаем. И только после того, как не осушим вместе самовар, и не придет в себя чабан, начинаются разговоры и распросы. Выспросив о всех новостях, какие мы с собой привезли, он приляжет, дожидаясь позднего ужина. А с восходом солнца опять шум овечий - чабан до утренней жары должен успеть их перегнать к месту выпаса. В общем, нелегка была чабанская служба, потому молодежь в мои времена и не шла в это дело. И ни в какую поликлинику или даже колхозный медпункт времени обратиться у чабанов не было. Вот и ездили медики по отгонам "по медицинскому обслуживанию чабанов и их семей". Так официально звучала цель наших поездок. А если же возникали случаи инфекций, тут уж сам бог велел выбираться туда.
Вот и сейчас "парились" мы в песках отгонных пастбищ, добираясь к очередной стоянке чабана. Хозяин где-то выпасал свою отару овец. В юрте оставалась его жена. Увидев нас, ничего не стала спрашивать. Мы попадали на кошму. Солнце осталось
где-то там. Втроем, мы выдули тут же поставленный для нас доброй хозяйкой большой самовар чая. И отлеживались до вечера.
Свободное копирование
