А теперь обратимся к свидетельству очевидца, непосредственного участника этих боёв, генерала Белобородова. Выдержки из мемуаров А. П. Белоборордова, "Всегда в бою", мой сын скачал из интернета.
"...Ночь, бушует снежная пурга, ничего не видно в десяти шагах. Мы с Бронниковым стоим на асфальте Можайского шоссе, на перекрёстке дорог. Подсвечивая фонариком, комиссар смотрит на часы.
"Двадцать два ноль-ноль", - говорит он.
В круговерти пурги проступает колышущийся квадрат. Стрелковая колонна выходит к шоссе. Бойцы шагают молча, месят валенками снег, слышно тяжёлое дыхание сотен людей. Впереди колонны - командир в туго перехваченной ремнём телогрейке, это майор Романов. Теперь он командир 258-го полка - заменил полковника Суханова, получившего новое назначение. Романов, как всегда, точен. Его полк вышел к шоссе минута в минуту.
Командир доложил, что в полку всё в порядке.
"Отставшие есть?" - уточнил я.
"Нет".
"Обмороженные есть?"
"Нет".
Полковая колонна пересекает шоссе, направляясь по дороге в Верею и Медынь. 9-я гвардейская дивизия опять на марше. Отдых наш был коротким - лишь пять дней мы простояли в междуречье Озерны и Рузы, в районе, который нам памятен недавними ожесточёнными боями. 27 января, в одиннадцать утра дивизия получила боевой приказ командующего Западным фронтом и в ту же ночь начала форсированный марш с севера на юг, к городу Медынь. Сроки у нас жёсткие - 150 километров дивизия должно пройти за четверо суток.
Цель столь спешной переброски мы не знали, но, судя по всему, обстановка под Медынью была нелёгкой. Мы даже не успели получить пополнение ни людьми, ни техникой, хотя в них дивизия остро нуждалась. Трёхмесячные непрерывные бои сказывались на её боеспособности. В стрелковых полках осталось по 250-300 человек личного состава, значительная часть автотранспорта, особенно в артполках, требовала ремонта, гужевой транспорт был в некомплекте - не хватало несколько сот лошадей.
Трудности форсированного марша усугубляла погода. Морозы достигали 40 градусов, непрерывно валил снег, переметавший путь сугробами. Грунтовые дороги стали труднопроходимыми. Чтобы избежать пробок, штаб дивизии предусмотрел два параллельных маршрута: первый, правый, - через Можайск к Верее и далее на Медынь, второй, левый, - город Руза, ст. Дорохово к той же Медыни.
Не смотря на жестокий мороз и снегопад, марш проходил в хорошем темпе. Три первых перехода продолжались по11-13 часов, стрелковые полки даже опередили установленный штабом график движения. Помогла отличная маршевая подготовка бойцов-дальневосточников. Хуже было в артполках - в 159-м лёгком и 210-м гаубичном. Орудия на конной тяге и многотонные гаубицы на тяге механической не выдерживали установленного темпа. Трактора и автомашины с их изношенными моторами часто останавливались из-за поломок. Артиллеристы то и дело на своих плечах проталкивали технику по сугробистым дорогам, сокращали свой отдых, чтобы нагнать пехоту. К утру 31 января, когда стрелковые полки уже вышли в район Медыни, артдивизионы всё ещё буксовали на дорогах, растянувшись до Вереи.
В Медыни находился фронтовой узел связи. Я позвонил в штаб Западного фронта, доложил начальнику оперативного управления генералу Г. К. Маландину о прибытии стрелковых полков. Он сообщил приказ командующего фронтом: 9-я гвардейская дивизия включена в состав 33-й армии, штаб армии - в районном центре Износки.
Немедленно сосредотачивайте дивизию в район Износки, - добавил он, - Возможно, придётся вступать в бой с марша.
Я попросил генерала Маландина доложить командующему, что под Медынью сосредоточены только стрелковые полки дивизии, что артиллерия отстала. Генерал Маландин тут же выполнил мою просьбу, потом он опять взял трубку и сказал, что командующий подтвердил приказ.
Этот приказ, как и форсированный марш из-под Рузы к Медыни, мне особенно стал ясен, когда я в штабе 33-й армии ознакомился с обстановкой в её полосе. Ударная группа армии во главе с её командующим генерал-лейтенантом М. Г. Ефремовым прорвалась в глубину обороны противника и уже выходила к Вязьме. Между группой и остальными армии образовался большой разрыв. Это был длинной, до 70 км, и узкий, около 8 км, коридор, по обеим сторонам которого находились вражеские войска.
В штабе армии, в Износках, я получил приказ ввести дивизию в прорыв, чтобы в составе ударной группы наступать на Вязьму. Опять предстоял форсированный марш, осложнённый на этот раз тем, что совершать его придётся по узкому коридору, в готовности немедленно принять бой. Лёгкий артдивизион, и отдельный миномётный дивизион - вот все средства, которыми мы располагали для огневой поддержки пехотных полков.
Дивизия двигалась от Медыни к линии фронта и вошла в прорыв. По обеим его сторонам слышалась редкая ружейно-пулемётная стрельба, иногда подавали голос орудия. Они били из деревни Захарово, превращенной противником в сильный опорный пункт. Деревня стояла на высотах, над рокадной дорогой Гжатск-Юхнов, что позволяло противнику контролировать огнём узкое основание прорыва. Для того чтобы обеспечить тыл дивизии, её связь с основными силами 33-й армии, я оставил под деревней Захарово оперативную группу штаба во главе с подполковником Витевским, выделив в его расположение один стрелковый батальон. Я предупредил Витевского, что противник может в любой момент ударить в основание прорыва, поэтому задача оперативной группы - чутко реагировать на все изменения обстановки. Скажу заранее, что эта предосторожность вскоре же помогла нам с честью выйти из очень трудного положения.
Дивизия лесными дорогами шла к Вязьме. Мы с Бронниковым решили проехать вперёд и установить прямой контакт с группой генерала Ефремова. Ехали на лошадях, в санной упряжке. Дорога была занесена снегом, к тому же, завалена брошенной вражеской техникой. Генерала Ефремова нашли в деревушке, расположенной километрах в 5-7 южнее Вязьмы. Он без предисловий, по карте, ввёл меня в боевую обстановку. Завтра на рассвете три дивизии ударной группы атакуют противника в Вязьме.
"Ваша - тоже, " - добавил он и указал на карте отведённую нам полосу.
Я доложил, что к утру, дивизия не успеет занять исходное положение - она ещё слишком далеко от Вязьмы. Единственное, чем можем мы помочь ударной группе, это сформировать батальон из наиболее подготовленных лыжников. Лыжники, пожалуй, успеют прибыть под Вязьму к началу атаки.
"Хорошо!" - согласился командарм и отпустил нас.
Мы погнали коней обратным путём. Торопились вернуться в дивизию ещё и потому, что здесь, под Вязьмой, в глубине пробитого ударной группой коридора, обстановка быстро менялась. Слышался дальний рокот танковых двигателей, била фашистская артиллерия, снаряды, задевая верхушки деревьев, рвались у нас над головой. На подступах к селу Замытское стало спокойнее, стучали только пулемёты. Километрах в двух-трёх от села, мы встретили свой авангард - 131-й полк.
"Усильте охранение", - приказал я Докучаеву, и мы поехали дальше. Встретив колонну главных сил, сразу же, на марше, приступили к формированию лыжного батальона. Мы с Бронниковым обсуждали кандидатуру его командира, подбирали командиров рот и взводов, когда где-то впереди застучали выстрелы немецких танковых пушек, ударили пушки 131-го полка, значит, танки вышли к дороге. Если это разведка, Докучаев сам с ней справится. А если крупные силы? Приказываю: артиллерия - вперёд!
Из тыла прискакала к нам группа кавалеристов. Среди них капитан Бурнашев и какой-то неизвестный командир.
Бурнашев передал мне донесение Витевского, а его спутник представился: "Офицер связи штаба 43 армии капитан Карев." Он вручил мне пакет, в котором я нахожу приказ. На основании боевого распоряжения штаба фронта 9-я гвардейская дивизия передаётся из 33-й армии в соседнюю, 43-ю. Приказ её командующего генерал-лейтенанта К. Д. Голубева ставит перед нами новую боевую задачу. Дивизия должна немедленно повернуть обратно, выйти из прорыва к деревне Захарово и "уничтожить противника, прорвавшегося на правом фланге 43-й армии", то есть, на стыке её с 33-й армией.
Стало ясно, что фашистские войска перешли к решительным действиям с целью "подрубить" основание прорыва ударной группировки 33-й армии и окружить её. Донесение Витиевского и короткий рассказ Бурнашева дополнили данные об обстановке. Наш стрелковый батальон, оставленный с оперативной группой под деревней Захарово, ведёт тяжёлый бой с танками и пехотой противника. Горловина прорыва сузилось до 3-4 километров. "Очень трудно, но держимся", - заканчивал своё донесение Витиевский.
Положение сложное. Впереди, у села Замыцкое, противник атакует 131-й полк, и Докучаев только что сообщил, что часть его подразделений окружена. Сзади, у деревни Захарово, примерно такая же обстановка. Медлить нельзя ни минуты. Всякое промедление, всякая нерешительность чреваты тем, что наша дивизия будет окружена здесь, в лесном районе, вдали от ударной группы 33-й армии, и от 43-й армии.
Что делать? С одной стороны, я имею приказ генерала Ефремова вести дивизию к Вязьме, с другой - приказ генерала Голубева немедленно повернуть обратно, в район Захарово. Подобная ситуация на войне не редкость, и наши воинские уставы это учитывают. Устав требует выполнять приказ, который получен последним.
День 2 февраля клонился к вечеру, начиналась пурга. Я послал связного офицера к Докучаеву с приказом выйти из боя и отходить вслед за главными силами дивизии. Форсированным маршем мы шли всю ночь (обратно). И чем ближе подходили к горловине коридора, тем сильнее гремела канонада. Я опасался, что группа Витевского не устоит под натиском вражеских танков и нам придётся с боем пробиваться к главным силам 43-й армии. Группа Витевского устояла. Атакованные фашистами с обёих сторон коридора - и от деревни Захарово, и от деревни Москвино, - бойцы, командиры и политработники стояли насмерть, сражались по-гвардейски и продержались до подхода главных сил дивизии. Наш 40-й полк с марша вступил в бой и отбросил противника.
Последним вышел из прорыва 3-й батальон 131-го полка. Два других батальона остались в окружении. Ночью из этих батальонов пробилось несколько бойцов и сержантов. Они сообщили о тяжёлых боях с пехотой и танками противника, и о том, что весь личный состав этих батальонов полностью погиб. Однако, как это часто бывает с людьми, отбившимися в ходе тяжёлого боя от своих подразделений, они невольно выдавали свои впечатления за действительность.
Итак, теперь действия нашей дивизии, как и всего правого крыла 43-й армии, были тесно связаны с ситуацией, которая сложилась в группе Ефремова под Вязьмой.
В первой половине февраля ключевым пунктом боевых действий стал опорный пункт фашистов в деревне Захарово. Они сосредоточили здесь крупные силы: полк 2-й бригады СС, 95-й полк 17-й пехотной дивизии, 17-й артиллерийский полк, тяжёлый гаубичный и противотанковые дивизионы. Сотни стволов встречали нашу атакующую пехоту.
С 5 по 10 февраля наши батальоны раз 10 врывались в Захарово, захватывали отдельные дома и сараи на окраинах деревни, но удержаться не могли. Противник, как и мы, нёс большие потери.
10 февраля на командный пункт дивизии позвонил генерал Голубев. Он в самой категорической форме потребовал взять Захарово. Я доложил о численности состава и об отсутствии боеприпасов.
"Всем вперёд!" - приказал он командирам и политработникам выйти в стрелковую цепь и возглавить атаку...
После короткой артподготовки мы поднялись в атаку... Редкая цепочка 3-го батальона 258-го полка, с которым шёл я, залегла под огнём... Я встал, скомандовал, побежал к ближнему сараю... Разрывы снарядов вздымали снег и землю чёрно-белой стеной...
В тот день атака не удалась. Последующие два дня мы продолжали атаковать, но заметного успеха не добились. В начале декады мы получили, наконец-то, необходимый минимум снарядов и 250 бойцов пополнения.
К утру 13 февраля части дивизии заняли исходные позиции. В 14.00 открыли огонь наши оба артиллерийских полка и миномётный дивизион. Вражеский передний край заволокло дымом. Вражеская огневая система была, как видно, нарушена артиллерийским огнём, и батальонам 258-го полка удалось ворваться на восточную окраину, выбивая фашистов штыком и гранатой из домов и сараев. 40-й полк ворвался в деревню с севера. К вечеру деревня была освобождена...".
Свободное копирование
