Я демобилизовался всего за две-три недели до начала вступительных экзаменов. В армии готовиться было практически невозможно. Сдавать экзамены казалось бессмысленным: лишняя трепка нервов и новые огорчения. Но я решил сдавать. Все-таки лишний шанс! А вдруг повезет. Однако чуда не произошло.
Через три месяца после демобилизации я поступил на завод в тот же цех слесарем. После армии и попытки поступить в вуз я отдыхал совсем недолго. Три месяца – это срок между демобилизацией и устройством на работу, который обеспечивает непрерывный стаж. Итак, я снова в своем цеху. Все на своих местах: самолеты, верстаки, бригада слесарей-сборщиков. Ничего не изменилось. Как будто и не было трех лет службы в армии.
Меня встретили очень приветливо. Почти все рабочие в цехе служили, и мои короткие, скупые воспоминания о службе выливались в долгие ответные рассказы - воспоминания рабочих о своей службе в армии. Старые кадровые рабочие на фронте не воевали, у них была «бронь». Их эвакуировали вместе с заводом в Сибирь, где выпускали самолет "ЯК-3". Они рассказывали о своей жизни в тылу во время войны. Голод, почти круглосуточная работа, короткий сон, тут же снова в цех. Армия нуждалась в самолетах.
Ребята немного старше меня рассказывали о своей службе в разных регионах страны. Рассказы очень напоминали те события, которые я видел своими глазами несколько месяцев назад: строевая подготовка, штурмовая полоса, самоволка, учения, всякие курьезные случаи.
Таким образом, моё возвращение всколыхнуло в цехе волну армейских воспоминаний.
После того, как я встал на учет в парторганизации цеха, меня вызвали в партком завода и сообщили, что партком рекомендует меня на предстоящих перевыборах в комитет комсомола от сборочного цеха. Почему они так решили, я не знаю. Рекомендации парткома обязательны, к исполнению, и меня, конечно, выбрали. Из 200-300 человек «против» голосовало человек двадцать, наверное, в знак протеста. Теперь мне приходилось посещать все партийные, комсомольские собрания и заседания комитета комсомола.
Работа в комитете оказалась для меня новой, раньше я не занимал выборных командных должностей ни в пионерской дружине, ни в школьном комитете ВЛКСМ. Но поскольку я был объектом их деятельности, то некоторое представление о работе все же имел: сбор членских взносов, выпуск стенгазеты, организация собраний и митингов, подготовка вечеров отдыха, работа в народной дружине, участие в предвыборных кампаниях, выполнение отдельных поручений парткома и прочее, и прочее.
Молодежь еще с детского сада и школы привыкла, что ее всегда «организовывают» и относилась к этим не очень обременительным нагрузкам с пониманием, слегка иронически, ощущая их искусственность, сомнительную полезность. Основные вводные «спускались» сверху. В райкомах комсомола имелся целый штат инструкторов, занятых, с моей точки зрения, мало полезной работой. У нас на заводе освобожденных от работы были только двое – секретарь комитета и заместитель по оргработе. Секретарь получал зарплату в райкоме, а заместитель - на заводе.
Некоторые мероприятия находили, когда активный, когда вялый отклик: новогодние вечера, спортивные соревнования, коллективные походы в театр и на выставки. Помню выставку испанской живописи. Вообще, после смерти Сталина выставок организовывалось много, очереди в музеи стояли огромные, народ просто ломился на «культуру» Запада и Востока. Запомнилась выставка Дрезденской галереи с картиной Рафаэля, шедевры Лувра, выставка золота из гробницы Тутанхамона. Все это происходило в разное время.
Комитет проводил предпраздничные субботники и воскресники, добровольно-принудительно собирал молодежь. В предпраздничное время работать не очень хотелось. Но во время работы настроение неизменно улучшалось, коллективный труд под музыку заводил, спиртное тоже повышало настроение, которое постепенно становилось праздничным. Расходиться не хотелось, танцевали, шли в кафе, пили пиво и разговаривали «за жизнь».
После демонстраций тоже немного пили, не "по-чёрному", а так, для настроения, когда после прохождения нашей колонной Красной площади собирали флаги, транспаранты, искусственные цветы, тележку с фанерной эмблемой завода, грузили все на машину и отвозили на завод.
На основании информации, почерпнутой из книг типа «Как закалялась сталь», «Время, вперед!» и т.д., я предполагал, что во времена гражданской войны и первых пятилеток комсомольская работа воспринималось совсем по другому. Никто не тащил людей «за уши». Энергия била ключом из самих масс. Нужно только направить ее в нужное русло. Теперь же массы инертны. Зажечь их трудно. Общественная работа обюрократилась, стала формальной, зачастую сводилась к расстановке галочек в журналах учета. Наверное, это естественно: время изменилось, а методы работы остались прежние. Отец в молодости был активный комсомолец, он рассказывал, как слушал Косарева, Чаплина. Они умели зажечь молодежь.
У нас на сборке работал один молодой парень. Он учился на вечернем отделении Энергетического института. Хотя парень, на мой взгляд, был очень неглупым, но я таких людей считал балластом. Заставить его что-нибудь сделать по комсомольской линии, было практически невозможно. Он открыто говорил, что вся эта работа просто глупость, никому такая мышиная возня не нужна, только отвлекает от работы занятых людей. Сколько бездельников и говорунов крутятся около этого никому не нужного дела. А ведь немалые деньги получают! Если люди захотят и им будет нужно, они сами все организуют - и митинги, и работы. В общем, он мне казался во многом прав. На дежурство в народную дружину или на демонстрацию его сагитировать было невозможно. Скоро он уволился и устроился на какой-то крупный серийный оборонный завод.
Однажды нашего секретаря вызвали в райком ВЛКСМ на «ковер», не помню, по какому вопросу. Он взял меня с собой для поддержки. В кабинете секретаря райкома, кажется по фамилии, Скороходов, за длинным столом сидели несколько человек. Среди них я узнал знакомого парня. Он являлся членом бюро райкома, секретарем того самого завода, на который он ушел в свое время от нас. После заседания я задал несколько вопросов знакомому инструктору, который полностью прояснил вопрос. После ухода с нашего завода Витя (назовем его Витей) неожиданно стал очень активным комсомольцем. На ближайшем отчетно-перевыборном собрании он выступил с разгромной критикой в адрес комитета, который отчитывался. Критика была по существу: формализм, пассивность, неумение защитить интересы молодежи, дрейф на поводу у администрации. Его речь встретили громом аплодисментов, и сразу избрали в комитет, благо конкурентов почти не было, на эту работу мало кто рвался. Через год - он уже секретарь ВЛКСМ завода, а еще через некоторое время - один из секретарей райкома, пока ещё не первый. Я знал ребят, которые искренне верили, что приносят на этой работе пользу. А вот Витя был циник. Чаще всего именно такие люди в течение последующих 10-15 лет приходили на смену комсомольской, а затем и старой партийной элите.