На втором курсе в первый и последний раз в жизни я решил встретить новый -- 1956 год -- в институте. Было людно, но как-то очень уж неуютно и скучно. После полуночи в актовом зале стали крутить новую музыкальную комедию. И от нее нельзя было оторваться. Это была "Карнавальная ночь" Эльдара Рязанова, его первый фильм, вышедший на широкий экран, и вторая роль в кино Людмилы Гурченко (1936-2011). Фильм на долгие годы стал лидером советского кинопроката. Песни из этого фильма я несколько лет мурлыкал себе под нос утром по дороге из дома на станцию метро "Смоленская".
Памятное событие студенческой жизни того же 1956 г.: чтение в зимнем семестре второго курса секретного доклада Хрущева на 20-м съезде партии. Тишина стояла кладбищенская. Все выходили из душной аудитории словно пришибленные. Комментировать откровения из Кремля никто не отваживался. Хотя я был отчасти подготовлен мамой к негативной оценке роли Сталина, даже меня доклад с его обилием фактического материала ошеломил.
Зачитанный Хрущевым под занавес съезда утром 25 февраля 1956 г. -- уже после выборов руководящих органов партии -- тайный доклад был соткан из противоречий. С одной стороны, Хрущев пытался более или менее внятно указать на вопиющие злодеяния покойного вождя, введя эвфемизм "культ личности". С другой стороны -- ставил недостижимую цель полностью отмежеваться от этих беззаконий, выгородить себя и других здравствующих лидеров партии, спасти "светлый образ" КПСС.
Канва речи Н.С.Хрущева была прописана академиком Петром Николаевичем Поспеловым (1898-1979) -- членом ЦК, партийным идеологом. Он был ранее редактором газеты "Правда" и автором множества статей, прославлявших Сталина и его политику, в том числе статьи "И.В. Сталин -- великий корифей марксистско-ленинской науки". Участвовал в создании насквозь лживой "Истории Гражданской войны в СССР". Все подготовленные с его активным участием работы переполнены подтасовками и извращениями фактов и не имеют ничего общего с историей. Убежденный сталинист, он переметнулся на сторону Хрущева и подготовил разоблачительные материалы, которые легли в основу доклада "О культе личности".
Хрущевское развенчание Сталина дало старт стихийному движению шестидесятников, -- название это, впрочем, очень неточное и не отражающее сути дела. Шестидесятники -- молодежь и люди среднего возраста, в основном дети интеллигентных родителей и части партийных функционеров, родившиеся, грубо говоря, между 1925 и 1945 гг. Их отцы в массе своей прошли Гражданскую войну и были убежденными большевиками. Эта среда больше других хлебнула сталинских злодеяний. У большинства из шестидесятников родители или близкие родные были репрессированы. Обычно это не вызывало радикального отторжения идей социализма -- однако приводило к латентному недовольству властью.
Значительное влияние на мировоззрение шестидесятников оказала Отечественная война. Бывшие десятиклассники и первокурсники, ушедшие добровольцами на фронт, если возвращались, то возвращались вольномыслящими и уверенными в себе. Однако их ждало разочарование. Вопреки надеждам творческой и технической интеллигенции, что после войны наступит очеловечивание социализма, сталинизм приобретал ещё более жестокие формы. Одна за другой шли шумные идеологические кампании: против Зощенко и Ахматовой, против биологов, против "безродных космополитов" и т.д.
Шестидесятники, как правило, не подвергали сомнению базовые ценности системы -- первого в мире "справедливого" рабоче-крестьянского государства. Они не замечали, что социалистическая экономика давно исчерпала потенциал своего мобилизационного развития. Они были романтиками-идеалистами, сплошь да рядом довольно наивными. Они верили в светлые коммунистические идеалы, в социализм с человеческим лицом, вслед за Хрущевым требовали лишь восстановления подлинного марксизма и "ленинских норм" жизни. Тем самым, их мысли не шли дальше "косметического ремонта" СССР.
Шестидесятники даже близко не представляли себе тех реалий, которые обнаружились в 90-е гг. при выходе страны из социалистической модели народного хозяйства (хаос, обнищание населения, непомерная коррупция, всплеск преступности). Им казалось достаточным всего-навсего полностью развенчать "культ личности" и окоротить партийных бюрократов. Лишь несколько позднее из их среды выделились более радикальные диссиденты. Но, в конечном счете, вклад уже сильно состарившихся шестидесятников в становление новой России оказался не очень существенным.
Любопытно заметить, что существовала западная параллель советских шестидесятников. Но студенческие бунты и хиппи на Западе имели другую подоплеку. Послевоенное поколение на Западе было решительно недовольно своим местом в обществе и выступало против господствующего строя. Они не имели прямых связей с тем, что происходило в СССР.
Очень затруднительно нарисовать коллективный портрет советских шестидесятников. Среди них было много молодых поэтов, и поэзия вошла в моду. Было немало прогрессивных писателей и художников. Веянием времени для них стали бардовская песня, туристические походы, занятия альпинизмом. Шестидесятники противопоставляли Сталину Ленина (стихи А.Вознесенского и Е.Евтушенко, пьесы Михаила Шатрова, проза Егора Яковлева) и героизировали Гражданскую войну как борьбу с несправедливостью (Б.Окуджава, Ю.Трифонов, А.Митта). Они были убеждёнными интернационалистами. Не случайно кумирами советских шестидесятников были пламенные революционеры в политике и в искусстве -- Маяковский, Всеволод Мейерхольд, Бертольд Брехт, Эрнесто Че Гевара, американец Э.Хeмингуэй и немец Э. М. Ремарк.
Роль авангарда в движении шестидесятников играл журнал "Новый Мир", выходивший с 1958 по 1970 гг. под редакцией фронтовика А.Т.Твардовского (1910-1971). Журнал служил трибуной шестидесятников и был невероятно популярен. Его книжки передавались из рук в руки и зачитывались до дыр. Другим подобным органом был молодежный журнал "Юность".
Большое просветительское значение в эпоху шестидесятников имела публикация мемуаров Ильи Эренбурга "Люди, годы, жизнь" (они начали выходить по частям с 1961 г., при том что полный без изъятий текст всех 7 книг появился только в 1990 в эпоху горбачевской перестройки). Но подлинной кульминацией стала со скрипом разрешенная Хрущевым публикация в 1962 г. повести А.И.Солженицына "Один день Ивана Денисовича" -- первого произведения о сталинском ГУЛАГе. Казалось, правда начинает торжествовать.
Кадры хроники со знаменитых поэтических чтений в Политехническом музее вошли в один из главных "шестидесятнических" фильмов -- "Застава Ильича" Марлена Хуциева. В нем воспевалась молодежь, которую режиссер демонстративно провозглашал наследниками революционных героических традиций отцов, тем самым вступая в полемику с обвинениями молодого поколения в безыдейности и потребительстве. Идея воплощалась в обобщающих образах: кремлевские куранты и смена вахты у великой гробницы, пение "Интернационала", дозорные революции и войны.
Любовь публики распространилась на поэтов новой волны, порожденной субкультурой шестидесятников: авторскую песню. Романтика Булата Окуджавы -- пожалуй, самое адекватное выражение мироощущения шестидесятников. Вскоре появились другие авторы -- Александр Галич, Юлий Ким, Юрий Визбор. Появился песенный самиздат.
По возрасту и своему мироощущению я тоже должен бы отнести себя к шестидесятникам, хотя и очень пассивным. Политические проблемы в студенческие годы меня не занимали. Я ясно понимал, что эта стезя для меня заказана, я не вступаю в партию и иду дорогой не мудрствующего без надобности технаря. Политикой я стал много и всерьез интересоваться гораздо позднее.
Свободное копирование
