В начале ноября 1824 года нас обрадовал нечаянным приездом Николай Иванович Лорер. Он был все тот же милый, веселый и разговорчивый, но нельзя было не заметить, что его проникала в то время какая-то таинственная мысль, которую, казалось, ему было тяжело скрывать от меня, друга его детства. Он был озабочен, говорил, что у него есть некоторые поручения от полкового командира, Пестеля, к Матвею Ивановичу Муравьеву-Апостолу,
   Вынимая при мне письма и бумаги из своего портфеля, он показал мне разные переписанные им конституции. Взяв в руки письмо Пестеля, я невольно обратила внимание на печать, где изображен был улей пчел с надписью: "Nous travaillons pour la meme cause" [Мы работаем для одной цели (фр.)].
   Я спросила у него, что это за печать. Он улыбнулся и сказал: "Это теперь общий наш девиз".
   Все это казалось подозрительно, и я без всякой особенной мысли пеняла Николаю Ивановичу за его неосторожность и легкомыслие, как бы предчувствуя несчастие, ожидающее его в будущем.
   Съездив к Муравьеву-Апостолу и проживя у нас еще несколько дней, он с каким-то особенно грустным чувством простился с нами, как бы на долгую-долгую разлуку.
   По отъезде его я нашла на столе моем написанные его рукою следующие стихи:
   
   Как обман, как упоенье,
   Как прелестный призрак сна,
   Как слепое заблужденье,
   Как надежды обольщенье,
   Скрылась дней моих весна.
   Как свет молньи светозарной,
   Как минутные цветы,
   Как любовь неблагодарной,
   Как в несчастьи друг коварный,
   Изменили мне мечты.
   Как пернатый житель леса,
   Как пустынная стрела.
   Как отважный конь черкеса,
   Как поток с вершин утеса,
   Радость быстро протекла.
   
   Предчувствие его не обмануло: через год он был сослан в Сибирь на двадцатипятилетнее заточение. Но об этом горестном происшествии буду говорить после.