Как-то раз, перенося книги, девушка опрашивает: «Барышни (т. е. Фаминцыны) приказали спросить: не угодно ли вам французских?» Ну как же отказаться… хотя я еше почти ничего не знала по-французски, только умела читать. Принесла она 3 части, я было начала читать с Лекшконом, но это оказалось так скучно, неудобно и долго, что я положила книги в ящик и ожидала приличного времени, чтобы отослать, как будто прочитанные. Отправляя, просила принести русских. Книги принесены… я открываю первую и вижу — стихи.
Прелестный локон пред собою Забытый в книге вижу я, И вдруг приятною мечтою Душа наполнилась моя. Зачем он здесь? Ужель ошибкой Небрежной положен рукой Или с приятною улыбкой, Чтобы разрушить мой покой? и т. д.
Я перепугалась, не знала, что делать. Не понимала, о каком локоне он толкует? А этого она — я уже знала: это был очень красивый военный, фамилия Мантейфель. Давно уже и в церкви я заметила, как он на меня заглядывается… да и горничная, как будто случайно, указала мне его, когда он приезжал к Фаминцыным. Но я, быв влюблена, не очень смотрела на этих хахалей. Бегу с испугом к Сер. Виногр. и в ужасе читаю ей стихи… смотрю, она смеется и объясняет мне, что это она положила мне свой локон в книгу… Ей надо было сплесть цепочку или кольцо из волос кому-то на память, на что она была большая мастерица. Она отрезала локон и боялась растрепать его в своем ящике, потому что у нее всегда все было раскидано. К тому же она прекрасно шила куклы — и разных тряпок, лоскутков у нее было множество, так что в ящике был всегда ералаш. Тогда как у меня все чисто, опрятно и уложено… Только, по моей ветрености — не я укладывала, а любившие меня подруги или нянька Прасковья. Не надо удивляться, что одна называется няня, а другая — горничная: они все одинаковы, но маленькие девицы зовут няней, а средние и большие — горничной. Я начала выговаривать Сер., зачем она мне не сказала… «Да я очень торопилась в класс; отрезала… открыла твой ящик, зная, что у тебя всегда порядок, а увидав книги, еще более обрадовалась — положила, да и забыла!» Но я не могу этого так оставить… он подумает, что я люблю его, и будет дерзок!., я все скажу брату. А то, сохрани Бог, если он стороной узнает — мне беда будет! А главное: мысль, что узнает Щеп<ин> и подумает, что я ветреница, что я ему ^изменяю… эта мысль приводила меня в отчаяние. Я попросила позволение у надо, послать вечером за братом и со слезами раскаяния, что брала книги, не сказавши ему, все ему подробно рассказала и отдала стихи. Он не велел мне ничего говорить горничной, а на другой же день передал мне ответ стихами, вот они: «Клочок волос перед собою // Забытый в книге видел ты. // И вот надеждою пустою // Наполнились твои мечты. // Зачем он здесь? Проверь, ошибкой // Небрежной положен рукой. // А не с приятною улыбкой, // Чтобы разрушить твой покой». Приказал положить в книгу и отослать. С тех пор прекратилось волокитство г. Мантейфеля и я успокоилась.
