авторов

1427
 

событий

194062
Регистрация Забыли пароль?
Мемуарист » Авторы » Feodosy_Almazov » Очерки религиозно-церковной жизни в России (1917-1931 гг.) - 2

Очерки религиозно-церковной жизни в России (1917-1931 гг.) - 2

15.03.1917
Петроград (С.-Петербург), Ленинградская, Россия

В Петроград я приехал из Пскова 15 марта (везде употребляется новый стиль) 1917 года утром, на Варшавский вокзал и остановился в рабочем квартале, на большом проспекте недалеко от двух самых больших фабрик Петрограда. Дом, где я постоянно останавливался, а потом прожил десять лет революции, громадной величины, с населением до 2000 человек. Население почти исключительно рабочее и из всей массы я выделялся очень. Дом кипел новостями, распространявшимися в рабочей среде в преломлении рабочего сознания.

 

Проездом в Петроград с фронта, где я был дивизионным благочинным, в Пскове я остановился по указанию главного священника армии северного фронта в главной гостинице, отведенной фронтовому генералитету. В Псков я прибыл, должно быть, 27 февраля 1917 года. Не помню речей протоиерея Покровского и протоиерея Беллавина, но обстановка была <здесь> тревожная, паническая. Нужно сказать, что за двое суток до моего приезда при входе в гостиницу был убит ее комендант, очень добрый и мягкий, всеми уважаемый заслуженный генерал. Убил его студент в солдатской форме, вероятно социалист-революционер, в вестибюле и безнаказанно скрылся.

 

Генералитет был потрясен и деморализован. Кто-то другой-де наведет порядок. Меня отговаривали ехать в Петроград. Я собирался выехать 13 марта (28 февраля), но из деликатности уступил, отложив на один день свой выезд. Ничего не случилось со мною неприятного, когда я выехал на следующий день. Однако случилось нечто очень интересное.

 

В Луге я вышел из вагона и был свидетелем митинга солдат, с которыми говорил какой-то военный, кажется, Энгельгардт, член Государственной Думы, как мне сказали. Убеждал поддержать переворот. Солдаты неизвестных мне запасных частей слушали и недоумевали — таково <мое> впечатление. Поезд мой ушел, платформа была пуста. На станции на дальних путях стоял какой-то другой поезд под парами с одним или двумя классными вагонами. Кто-то дал мне разрешение сесть в этот поезд. Я поехал.

 

В купе второго класса никаких пассажиров. Вагон экстренного поезда был свободен, кроме одного запертого купе. Кто-то в нем сидел — не видел. На одной из станций, под самым Петроградом, с путей (<когда> поезд был остановлен) подошел к вагону с наставленным на меня револьвером (я был при знаках своего сана) кто-то в солдатской форме и потребовал сдачи оружия и указания ехавших <еще в вагоне>. Я стоял на выходной площадке и ответил:

 

— Оружия у меня нет, кто едет не знаю.

 

Солдат, спрятав свой наган, вошел в вагон и скоро вышел. Поезд пошел дальше без остановок, свистков и звонков. Вышел <я> из поезда в Петрограде. Нашел в первом поезде свою рясу, забытую при выходе из него в Луге: не украли! Народу, солдат, — видимо-невидимо. На меня никто не обращает внимания. Офицерство стушевалось, без оружия. Мне потом очевидцы передавали позорные факты. Масса петроградского офицерства вела себя трусливо. После большевистского переворота (25. X. 1917 старого стиля), кажется, зимой 1917–18 гг., большевики в Москве назначили регистрацию командного состава императорской армии. Во время этой регистрации большевиков в Москве было не более 5000 человек, кроме сочувствовавших им рабочих (их симпатии всегда очень изменчивы). Офицерства же в Москве в это же время было до 30000. Тогда еще по домам не было обысков оружия и в распоряжении противников большевиков его было достаточно. Но это уже был мертвый груз: некому было им пользоваться. Военные не учли выгод своего подавляющего большинства. С тупой, не возбуждающей сожаления и сочувствия покорностью, ждала эта масса регистрации. Ни мысли, ни инициативы не проявляла эта масса, краса и гордость императорских парадов. Привыкли действовать только «по приказу». Полное, политическое невежество. Последнее и ко мне относится. Ни у кого не явилось ни мужества, ни охоты стать во главе этой массы или, по крайней мере, сговориться для будущего выступления и произвести контрпереворот. Впрочем, это было тыловое офицерство. Его психологию и развлечения, как и тыловую работу, я знаю по своей запасной пехотной бригаде, где я сначала был благочинным. Даже работать мешали. Я помню случай, когда солдату за представление по начальству прокламации социал-демократов дали награду 10 рублей и не приняли никаких мер против пропаганды. И не удивительно. Картавый полковник запасного батальона, в котором я был священником, Стрельников, первую свою речь к солдатам начал (мне передавали очевидцы) словами: «Тридцать три года я ждал этого дня!». А работая ранее, до революции, в царские дни после молебнов начинал <говорить> свою однообразную речь словами: «исстари так повелось». И когда мне однажды это «исстари» надоело — <я> выявил в своей речи к солдатам в присутствии Стрельникова происхождение, историю и смысл монархической власти. Это Стрельникову, как мне было передано, не понравилось.

Опубликовано 18.01.2021 в 19:02
anticopiright
. - , . , . , , .
© 2011-2024, Memuarist.com
Idea by Nick Gripishin (rus)
Юридическая информация
Условия размещения рекламы
Поделиться: