Письмо 297.
Любезный приятель! Не сообщав вам, по стечению разных обстоятельств, безмала почти три года ничего о случившихся дальнейших в жизнь мою со мною происшествиях и, приступая теперь паки к продолжению прекратившегося повествования моего, скажу, что тогдашнее пребывание нового моего главного начальника у нас в Богородицке продлилось ровно пять недель. Сей период времени был для меня толико труден и наполнен толикими заботами, беспокойствами, трудами, неудовольствиями и самыми даже досадами, что и поныне, хотя протекло уже с того времени целых двадцать лет, мне время сие очень-очень памятно, и я и поныне еще дивлюсь сам себе, как я мог переносить толь многие труды, хлопоты, досады и беспокойства и прикраиваться к такому странному характеру, какой имел г. Дуров, с которым поистине трудно и мудрено было ладить. Со всем тем, я кое-как к нему подлаживал, хотя не редко доходило до того, что я принужден был делать сам себе великое насилие.
К вящему смущению и затруднению, во всем присовокуплялось и то, что никогда почти не приезжало ко мне так много знакомых и незнакомых гостей и желавших лечиться на моей электрической машине благородных людей, как в сей период времени. Всеми ими должен я был заниматься, всех их угащивать, к ним ездить и ходить, и со всеми ими иметь дело, а в самое то же время исполнять и все глупые и на большую часть пустые требования и приказания моего велемудрого начальника, и исполнять хотя нехотя, но скрывая колико можно свое нехотение и не подавая чрез то никакого повода к неудовольствию на меня.
Из числа приезжавших к нам в сей период времени наших родных, важней всех прочих были обе мои племянницы Травины, Надежда и Анна Андреевны, приехавшие в сие время погостить к нам из Твери и гостившие то у нас, то у обоих моих зятьев, в Ламках и в Головнине, и я с трудом мог кое-когда отрываться от своих дел и в переездах их делать им сотоварищество.
Кроме езды с начальником моим по всем почти волостным деревням, которых хотелось ему видеть, занимались мы со всеми моими канцелярскими служителями даже до усталости всякий день письменными делами. Беспрерывные и ежедневно вновь даваемые нам приказания и требования, не только мне, но и всем им становились уже очень солоны и досадны. Все они не менее моего роптали на оные, и не редко вместе со мною глупым и пустым требованиям его втайне смеялись и хохотали. Все и они, также как и я, судя по всем его делам и предприятиям, заключали, что ничего доброго не можно было от него ожидать и что трудно и мудрено будет с ним уживаться.