Привезли в Каргасок. Выбросили с вещами с парохода на все четыре стороны. После двух лет каторги (осужден был на три) — ссылка. Свобода передвижения (без пропусков) по радиусу в 15 верст. Свежий воздух, новая, хотя и дикая сторона. Ширь, простор. Обь-река широкая, глубокая, многоводная. Парабель, впадающая в нее около Каргаска, — не меньше Днепра. Обилие воды, лугов, леса дивного, дремучего. Осень здесь лучшее время года. Показалось сперва даже занятно.
Высадили после переклички в девять часов вечера, тринадцатого сентября. Темно. Ничего не видно. Мелькают точки огоньков. Будто далеко. Назавтра оказалось — почти рядом. Город? Деревня? Назавтра оказалось — пристань с домами, расположенными на берегу в один ряд. Ничего неизвестно. Где же ночевать? В Соловках были и ночлег, и стол, и отопление, и освещение. Всё скверное, арестантское, но всё было. А тут, в Сибири, ищи всё себе сам. Надейся на свою сообразительность и изворотливость. Никаких принудительных работ нет, но и вольной работы по образованию тоже не найдешь, а даром кормить никто не станет и квартиры не даст.
Ночевать пришлось в досках, штабелями сложенных на высоком берегу, и образовавших квадратные пустоты достаточной вместительности. Перетащил вещи и устроился. А ну, как дождь? Однако его не случилось. Проходил ночной сторож несколько раз и не обращал внимания. Холоду еще не было. Назавтра утром четырнадцатого сентября меня взял к себе «кулак» В. В. Луговской. Переночевал две ночи и у них же питался. Ничего не взяли. Это бывший купец. Теперь его сослали как кулака.
Водворился я в деревню Б. по распоряжению уполномоченного Александра Петровича Пащенко, но, прожив там неделю, перебрался в другую деревню П., где и прожил до самого побега десять с половиной месяцев. Жители дикие, отсталые, так что и сами себя, когда ругаются, называют «дикими». Обирательство ссыльных невозможное.
Свободное копирование
