Я храню этот документ, как память о тех временах. И как самую дорогую память о Михаиле Алексеевиче, которого я всегда безмерно уважал, а в первые годы – боготворил. Даже тогда, когда он этого не заслуживал.
Академик Лаврентьев был сложным человеком. Но это была незаурядная личность. Всегда со своим мнением. Часто отличающимся от общепринятого. Но своим. И он не был антисемитом. Для него национальность человека ничего не значила. Первое, главное, – на что человек способен. И второе, тоже главное, – враг это или друг, выступает против или за. Мешает работе или помогает. С этих точек зрения он и рассматривал все вопросы.
Если он считал человека ни на что не способным, – этот человек для него более не существовал. Но если он думал, что человек – его враг (да-да, даже если только думал! На самом деле, он мог и не быть врагом!), Лаврентьев его беспощадно уничтожал.
Я достаточно много и достаточно долго общался с Михаилом Алексеевичем и всегда мог предсказать, какого он будет мнения по тому или иному вопросу. Я никогда не выступал против него, и он до поры, до времени не считал меня своим врагом. Я им никогда и не был. Правда, он никогда, как мне казалось, не считал меня в полной мере своим. И не был я любимцем. Какими, например, были ребята из Золотой долины. И иногда наличие личных отношений с Лаврентьевым мне не помогало. Так уж складывались обстоятельства. Да и другим тоже, как например, его любимцу Богдану Войцеховскому. Или Жене Биченкову. Но об этом попозже.
Мнения Лаврентьева нельзя было не уважать, потому что их всегда можно было объяснить. Объяснить его взглядами на жизнь, на работу, на общественную мораль. Хотя и были эти взгляды часто не просто консервативными или старомодными, но и попросту идущими против духовного развития личности, а иногда просто завиральными. Он противодействовал развитию культуры и спорта, тормозил или отменял строительство соответствующих сооружений. Ребята, с которыми он провел первую зиму в Золотой долине, часто говорили мне об отношении Лаврентьева к культуре и спорту. Он просто не понимал, как можно тратить драгоценное время на такие «никчемные» вещи.
Вот и в моем случае Лаврентьев просто не мог себе представить, как это, вместо того, чтобы заниматься наукой, сотрудник его института будет преспокойно тратить драгоценное время на игру в какие-то шашки. Больше я уже не допускал таких ошибок и с подобными вопросами к нему не приходил.
Недавно я прочел воспоминания недавно скончавшегося академика С.В. Гольдина «Сермяжная быль», где он пишет, что в Академгородке была «... явная дегуманитарная направленность <…>. Общество чистых технарей ... социально опасно. К счастью, академгородковское сообщество инстинктивно отреагировало на эту ситуацию, выдвинув собственных гуманитариев». Я бы к этой дегуманитарной направленности добавил бы и антиспортивную. И было еще немало всяких других анти- и де-, которые пришлось преодолевать нам, жителям Академгородка в 60-х.
Да, безусловно была "дегуманитарная направленность" у Председателя СО АН. И отреагировали мы на нее совсем не инстинктивно, а вполне сознательно.