Письмо 288.
Любезный приятель! Охота к стихотворению толико во мне увеличилась, что и на другой день после упомянутого в предследующем письме веселого в саду гулянья восхотелось мне опять тем же упражнением заняться. И как переменившаяся погода и бывшая опять с проливным дождем и грозою, которых в сию весну отменно было много, в сад мне, за мокротою, иттить мне воспрепятствовала, то принялся я за сие дело, сидючи в моем кабинете. Предметом стихотворения избрал я и в сей раз не натуру, но нечто поважнее и относящееся к Богу и к чувствиям благодарности к Нему за все его благодеяния. И вот какие стихи сочинил я при сем случае:
Паки я к Тебе взываю,
Паки дух мой возношу,
Паки сердцем и душею
Повергаюсь пред Тобой.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
В следующий за сим день занялись мы все пированием у моего зятя. Оный был днем его рождения, и потому, будучи отменным охотником к пиршествам и угощениям у себя гостей, пригласил он к себе всех городских и приезжих на обед и сделал превеликий пир, соединенный с разными увеселениями и даже самими танцами после обеда. Итак, мы весь сей день были в рассеянии мыслей и довольно таки повеселились. А с таким же удовольствием провели мы и все последующие за сим дня три. Приезжание ко мне многих гостей и стоявшая тогда наиприятнейшая майская погода подавала нам повод к ежедневным гуляньям с ними по садам и к различным в них увеселениям. Не один раз сотовариществовала нам при сих гуляньях и наша музыка, и мы провели дни сии очень весело. Но ни кто столько не веселился в оные, сколько я сам; ибо как натура находилась в сие время в наилучшем своем вешнем наряде и убранстве, то, кроме гулянья с гостьми, не пропускал я ни одного утра, чтоб ни сходить в сады и ни полюбоваться там ее прелестьми и красотами, а сие побудило меня, удосужившись после разъезда гостей, сочинить следующую за сим песнь, посвященную майскому утру в саду:
Вот опять мы дождалися,
Наш прекрасный май, тебя,
И твоих приятных утров,
И прелестных вечеров.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Вот каким образом воспел я тогда красоту майского утра в саду. В песни сей изображал я то, что, действительно, тогда пред собою видел и слышал и что чувствовал, и могу сказать, что за труд, к тому употребленный, был я с лихвою награжден тем неизобразимым удовольствием душевным, какое чувствовал и каким наслаждался я не только в те минуты, в которые сочинял я сие стихотворение, но и в последующия времена и в каждый раз, когда ни случалось мне их читать или петь при гулянье в вешнее время в садах моих.
Дни через два после того, препровожденных также в прогулках и в разных упражнениях, возродилась во мне опять охота к стихотворению, и я, гуляя по своему садочку и любуясь цветущею тогда рябиною, вздумал сочинить особливые стишки и в похвалу сему дереву, и вот каким образом воспел я и оную на своей простой сельской лире:
Вот и ты в своем убранстве
И во всей своей красе,
Милая стоишь рябина,
Древо нужное для нас.