Таким образом, расположившись тут обедать и кормить лошадей, придвинули мы карету нашу ко двору, а кибитку оставили там, где она изломалась, ибо ее с места сдвинуть было не можно. Потом стали помышлять о доставании колеса. Другого не оставалось, как посылать искать оное в помянутое село, ибо тут в деревушке не только кибиточного большого, но и тележного колеса достать было не можно, а мы рады были и тому, что достали сена и овса. О самой воде мы уже немного говорили, хотя и принуждены были употреблять ее из лужи, или небольшой колдобины в вершине, и то далеко от селения найденной. Со всем тем, какова она ни была, но я велел варить себе чай и готовить потом обедать, а между тем отправил человека в село доставать колесо.
Как, по случившейся тогда ясной и весьма жаркой погоде, самим нам, под открытым небом быть было не спокойно, то искали мы себе убежища на дворе того однодворца, против которого мы остановились. Изба была у него хотя изрядная, но в ней так душно и жарко, что и помыслить о том, чтоб в ней сидеть, было не можно. Но что касается до сеней, которые обыкновенно служат крестьянам вместо летней комнаты, то они были так дурны, так загромождены, что и в них места найтить было не можно. Но услужливый хозяин тотчас велел опростать и сколько-нибудь прибрать для нас свою клетчонку, против избы стоящую. Тотчас перетащен был туда стол из избы, и хотя была она нарочито темна (ибо свет дневной проходил в нее только сквозь маленькое вол[о]ковое окошечко, да и оное то и дело заслоняла влезающая и вылезающая опять назад превеликая кошка),-- однако, в тогдашней нужде мы и сей квартирке были очень рады. По меньшей мере, было тут прохладно, а и темноту сколько-нибудь уменьшало светящее прямо в окошечко наше солнце.
Таким образом, расположившись в сей конурке и усевшись за столом на лавке, слепленной кое-как из дощечек, начали мы с товарищем своим, в ожидании чая, провождать скучное время в чтении. Но не успели несколько страниц прочесть, как постигло меня новое горе и озаботило еще больше, нежели испортившееся колесо. У спутника моего сделалось помрачение в глазах, припадок, которому он давно был подвержен, и за которым обыкновенно последовала сильная головная боль, продолжающаяся несколько часов сряду. Мы помогли было ему своею электрическою машиною и ласкались надеждою, что он от сего зла совсем освободился; но сей случай доказал мне, что мы в надежде своей обманулись. Сколь чувствителен был для меня сей случай и как глубоко поразил он мое сердце, того изобразить не можно. Для получения о том некоторого понятия, надобно быть самому нежно любящим отцом, имеющим одного только и достойного сына, и быть в таком же положении, в каком был я в то время. Словом, минута сия была для меня очень прискорбна. Дорого б я тогда заплатил, если б мог иметь при себе свою машину. Но как ее не было, то старался я напоить его скорее чаем и укласть спать, как к единому средству к его облегчению. Чай наш, по худобе (sic) воды, был со всячинкою, а деревнишка такая хорошая, что мы не чаяли найти в ней и лозового деревца, которого листья надобны были мне для лечения моего сына. Итак, принуждены мы были прикладывать к заболевшей голове его капустные листья. Сими снабдила нас добросердечная и услужливая хозяйка, но они мало помогли. Но, наконец, к великому моему обрадованию, нашли какой-то кусток и лозового дерева и принесли к нам веточку оного. Тотчас оборваны были с ней листья и привязаны к голове больного. После чего уклали мы его в карете.
Успокоив его сим образом сколько-нибудь, возвратился я в свою темную клетушку с унылым духом и старался рассеять смутные мысли чтением приятной книжки. Но, признаюсь, что и самое чтение не могло меня совершенно занять, так что я, положив книгу, стал говорить с хозяином и обозревать все его житьё-бытьё и пожитки. Бедное самое оно было, хотя и принадлежал он к числу тех поселян, которых одних можно почесть в нашем отечестве вольными! Бедняки сии называли себя дворянами, хотя в самом деле были они только однодворцы и никогда не принадлежали к числу дворянского корпуса. Он сказывал мне, что прежде сего была тут целая деревня, состоящая более нежели из 20 дворов, и что вся она, за несколько уже лет, сошла в другое место, и что их тут только три дворика осталось. Впрочем, показался он мне мужиком изрядным и не походил на вора и разбойника. Велика ли его семья -- я не спрашивал, а видел только множество детей обоего пола и разного возраста. Все они, особливо девчонки, были сколько-нибудь лучше крестьянских. Платьице и юпчонки было на них изрядное и не похожее на крестьянское, а такое, какое носят в дворянских домах дворовых людей дети; а такое ж имели и взрослые женщины. Что касается до мужчин, то они ни чем не отличались от крестьян. Были у них такие же бороды, такое же платье и такая же обувь; почему и лучшая их пажить, которую я видел тут развешанную по шестам, состояла только из нескольких шуб, кафтанов, юпок, телогреек и тому подобном. Во всем видна была простота и весьма небогатое состояние, а тому же и ответствовало и все строение двора. Не было в нем ничего особливого и могущего свидетельствовать о его преимуществе перед крестьянами, или чтоб было внимания достойное, не смотря хотя и мог он в свое время употреблять на себя и предпринимать всё, что ему угодно; ибо не отправлял он ни боярщины, ни подвод и не платил ничего и ни кому, кроме одних обыкновенных податей государю.
Свободное копирование
