26 октября
Мало работал, боялся, что разболится голова. Но кончил экспозицию. Голова, кстати, помиловала, и, чтобы её окончательно разгулять, я отправился в Chaville к Черепнину. По дороге немного заблудился, а то было бы не так далеко. У Черепнина целое сборище, среди других петербургских профессора Ляпунов и Гандшин. Здороваясь с последним, я сказал: «Вот человек, который заставил меня разлюбить орган». Гандшин, думая, что он ослышался, переспросил, но в самом деле, он за полтора часа моего пребывания в его классе, ничего мне не сказал о красочной стороне органа, а всё тренировал мои пальцы на легато, да координировал левую руку с правой ногой. А я ведь когда-то хотел написать сонату для органа. Однако теперь, видя, что мои слова его огорчают, я замял неприятный уклон разговора, Гандшин же был мил и высказывал интерес к новой музыке. Он живёт теперь в Цюрихе, скучает о Петербурге, звал меня остановиться у него, когда попаду в Цюрих. Черепнин играл мне свой новый балет, который в мае хотели заказать мне, а затем, вследствие моего отказа, предложили Черепнину. Несколько милых мест, но в общем слабо, и, как ни странно, есть влияние Стравинского, которого он так ругает.
Mme Черепнина по обыкновению влюблена в Пташку, и сегодня была очень нежной с нею. Бранила Марусю Павлову, ныне Бенуа (Кока - двоюродный брат Mme Черепниной), находила её мещанкой. Пташка поинтересовалась её голосом. По словам Саши Черепнина, голос у неё довольно сильный, но неровный.
Свободное копирование
