Сергей Прокофьев. Дневник - 1659

7     октября

Сегодня переезд из St.Gilles в Bellevue. Встали в 5.30 утра, а так как во Франции часы перевели на час вперёд, то значит в 4.30. Miss Мак, наша норвежская бонна, была очень полезна в укладке, без неё бы не снарядились. Доехали в общем недурно, и бабушка, и внук вели себя хорошо. В Париже в 6.20 вечера. Б.Н.. в визитке и котелке, встретил нас на вокзале. Он порядочно изменился, похудел, переменил причёску: раньше чесался на пробор, теперь назад, по модному парижскому «à l'embusqué-loin du front»[1]. Во всех этих нюансах скорее привкус чего-то неприятного. Зарабатывает деньги на жизнь в игорных клубах, но не играет, на это нет денег, а как-то около, но как — я ещё не выяснил. Все его разговоры и рассказы вращаются вокруг картёжных тем.

После St.Gilles, океана, Симфонии и чтения Christian Science, это производило странное, тяжёлое впечатление: какая-то тина. Не выходя с вокзала перебрались на другую платформу, попали в битком набитый дачный поезд, едва не растеряли наши пятнадцать вещей, и отправились вместе с Б.Н. в Bellevue - пятнадцать минут езды. Вагон остановился где-то за платформой, в конце длинного поезда, мы еле вытащили наши тюки. Б.Н. побежал за станционным служащим, который на шаретке[2] повёз чемоданы. Мы отправились пешком к даче. Дивный сад, много цветов, которых в St.Gilles не было вовсе. Дом произвёл впечатление довольно неожиданное. Некоторые комнаты очень хорошие, другие маленькие, лестницы узкие, всюду ступеньки, множество комнат, расположенных самым невероятным образом. Происходит это от того, что дом состоит из трёх домов, которые постепенно один к другому пристраивали. Б.Н. пожалуй был прав, когда телеграфировал нам «впечатление двойственное» - фраза, так нас рассердившая тогда. Мама, кажется, довольна. Я доволен садом. Б.Н. вскоре уехал в клуб, а мы легли спать. В St.Gilles, когда мы прочли, что в этой даче много комнат, мы проектировали одну или две комнаты предложить Б.Н., но теперь он своим видом, разговорами и настроениями до того обезоружил нас, что мы не знали, как поступить. В Эттале мы привыкли считать его как бы членом семьи, теперь же он, конечно, явился бы диссонансом.