29 мая
День начался хорошо: письмо от Szenkar, дирижёра Кёльнской оперы, где в очень лестных выражениях он высказывает желание поставить «Три апельсина». Затем был Szigeti и проиграл Скрипичный концерт. Играл хорошо, но я как-то не мог вдуматься, занятый предстоящим исполнением «Семеро их». Вечером мы с Пташкой в ложе Кусевицкого. Тут же Боровские, вдова Дебюсси, позднее Равель. Я волновался и плохо слушал предыдущую программу. Неудачно было, что моей вещи предшествовала шумная вещь Ф.Шмитта. Во время исполнения «Семеро их» моё волнение ещё более увеличилось, но сыграно было хорошо и успех был очень большим. Меня вызывали и я выходил кланяться к барьеру ложи. Затем играл Стравинский свой Концерт, но имел меньший успех, чем в прошлый раз. В антракте видел Бакста, Черепнина, Милюкова, которые необычайно горячо выражали свои восторги. Затем появилась целая гирлянда нарядных дам: Фатьма, Тамара и другие. В соседней с нами ложе была Ида Рубинштейн, к которой мы зашли с Бакстом. Тут же Рушэ. Ида говорила вошедшему со мною Демази: «Вот музыкант, который нужен для вашей вещи», - и сказала, что на днях пригласит меня для переговоров. Во втором отделении шли «Ноктюрны» Дебюсси, а затем «Семеро их» были повторены снова. На этот раз я слушал более спокойно, но успех был меньше, чем в первый раз, и меня не вызывали. Концерт закончился плясками с хором из «Игоря». Равель присутствовал только при втором исполнении. Он очень хвалил, говоря, что я нашёл очень сильные выражения и новые звучности. Мmе Debussy сказала Пташке, что ей нравится самостоятельность моей музыки. «Вы понимаете, о чём я говорю», - прибавила она. Так как перед тем шли «Ноктюрны» её мужа, которые она прослушала со слезами на глазах, а перед ними играл Стравинский, укравший начало этих «Ноктюрнов» в «Соловье», то, вероятно, намёк касался его.
Свободное копирование
