Тульский архиепископ Афанасий - 4

   На другой день после сего, сочинив и написав поутру докладные свои пункты, ездил я опять с г. Юницким к наместнику и ему пункты свои подал и получил приказание, что приехать мне к нему в следующий день поране для решения оных. Мы пробыли у него тут все утро, а потом ездили в казенную Палату, где поймал меня опять г. Верещагин и увез к себе обедать. Тут услышал я, что и в тот день будет для наместника редут в училищной доме, и г. Верещагин уговаривал меня, чтоб и мне на оный ехать. Но мне не хотелось было того, но как будучи после обеда опять у наместника, и сей мне между прочим сказал, что не худо бы мне побывать в редуте и взять в увеселении их соучастие, то принужден я был туда и прежде еще его ехать.

   Я нашел в оном все комнаты, наполненные тульскою публикою, и свиделся со всеми своими знакомыми. Вскоре за мною приехал и наместник, и тогда тотчас началась музыка и танцы и было очень весело и хорошо, а особливо было для меня то достопамятно, что наместник, расхаживая в промежутки между танцев по комнатам с каким-то приезжим военным и дружественным ему генералом и идучи мимо меня, остановился и начал ему рассказывать обо мне, что я за человек, какими одарен ко всему способностями, достоинствами и дарованиями, что и что я произвел в действо и приписывал мне такие похвалы, что я даже горел от стыда, слыша все оные, и тысячу раз, мысленно благодарил наместника за его обо мне столь хорошее мнение и не мог тому довольно нарадоваться, и тем паче, что было сие при всей публике и при присутствии самого моего нового командира, и он все слова его обо мне до единого слышал.

   Поспешествовало к тому весьма много то, что наместник наш был в сей вечер отменно весел и угощением себя господами тульскими весьма доволен. Но, к сожалению, не дали ему долго сим редутом повеселиться, и веселение его превратили в неописанное огорчение и досаду. Кому-то из бывших тут тульских господ вздумалось в разговорах с ним проболтаться и молвить что-то стороною о жалком положении г. Давыдова и о том, до сколь многого количества денег оказался он должным, о чем наместнику до того совсем было еще неизвестно, ибо любимец его г. Веницеев все еще от него сие дело скрывал или паче не знал, как и сказать ему, сколь много промотал г. Давыдов наших денежек, а посему и не удивительно, что уведомление о том поразило его громовым ударом, и он не успел услышать о том, как в тот же миг велел подавать карету и поскакал во дворец, где он тогда квартировал, а ординарца своего в тот же миг послал отыскивать Веницеева и тащить оного к себе, в чем бы он его ни застал.

   Все мы тотчас пронюхали и узнали, что причиною было столь скорому и внезапному наместникову отъезду, и все начали пошептом твердить, говоря:

   -- Ну, теперь загорится огонь и поломя и зашумит страшная буря!

   И все крайне любопытны были узнать, что произойдет у него с Веницеевым. Сего, к счастию или несчастию, нашел ординарец в гостях и на девятом уже взводе, то есть гораздо и гораздо подгулявшего. И как ослушаться наместника и не ехать к нему в тот же миг никак было не можно, то он, не долго думая, а выпросив себе еще стакан шампанского и прибавив тем себе еще более смелости и отваги, тотчас к дожидавшемуся его с крайнею нетерпеливостью наместнику и поехал.

   И каковая ж происходила у них тогда между собою сцена! Наместник, расхаживая взад и вперед в превеличайшей досаде по своей спальне, не успел завидеть отворявшего к нему дверь Веницеева, как о превеликих пыхах и с страшным окриком бросился на него, но сей, не будучи ленив, захлопнув опять дверью, дал ему волю кричать, как ему угодно, а потом, растворив опять несколько двери и высунув к нему одну голову, вопреки ему, начал кричать:

   -- Ну что! Ну, что! Сердишься и кричишь! Не сам ли ты виноват и всему причиною? Ну, на что давал такую волю своему любимцу, вот тебе Давыдов! Вот, Николай Сергеевич!... Выручай его теперь сам, как знаешь и умеешь!

   И так далее. Сим обезоружил он наместника так, что он, покричав-покричав и побранив его несколько минут, принужден был, наконец, присмиреть и огрызающегося Венецеева сам упрашивать, чтобы он к нему вошел и дал ему совет, что при таких скверных обстоятельствах делать и чем и как сему злу пособить.

   Вот что тогда о сем говорили и рассказывали. Но что между наместником и Веницеевым было далее и что они, по входе к нему сего последнего, один на едине между собою говорили и чем беседу свою кончили -- всего того уже неизвестно, а приметно было только то всем наутрие, что наместник был хотя очень смущен, но всячески притворялся и не давал ни малейшего знака, что он о сем деле ведает.

   Я, не ведая ничего еще о сем последнем происшествии и едучи к нему поутру с г. Юницким и с своими докладными пунктами, трепетал духом, боясь, чтоб не досталось и мне чего-нибудь от наместника на лапу. Но, приехав, крайне удивился, увидев наместника как ни в чем не бывало и по-прежнему со мною ласково и благоприятно говорить начавшего. Может быть, произошло сие от того, что Веницеев меня пред ним во всем оправдал и уверил его, что с своей стороны так чист, как зеркало, и что всего того б не было, ежели б деньги поручаемы были мне, а не г. Давыдову в ведомство. Мы застали у наместника в передней протопопа Кира во всем его облачении и готового служить у него всенощную. И наместник не успел докладные мои пункты, рассмотрев и подписав, мне вручить, как и ввели уже протопопа со всем его церковным клиром в приемную и началась всенощная. По окончании же оной наместник поговорил еще со мною несколько о волостях и, препоручив мне и впредь иметь об них такое похвальное попечение, как прежде, стал тотчас собираться в свой путь, ибо он в самый тот день отъезжал уже опять в Киев. И мы вскоре потом проводили его сперва до губернатора, а потом и в путь дальний.