(25 февраля) 10 марта
Наш вагон, благодаря сумме в тысячу рублей, освобождён от реквизиций в Ростове и прицеплен к товарному поезду, идя под названием «депутатского».
Поэтому мы едем чрезвычайно комфортабельно, никто не лезет, но движение со скоростью двести вёрст в сутки.
(26 февраля) 11 марта
Письмо Лине (вчерашней датой).
Денное солнце опять разогнало скучные мысли. Америка опять стала притягивать. А впереди, в связи с событиями, настоящими немцами и давно не виданными столицами, было столько возможностей, что нельзя ничего предполагать и ни о чём жалеть: rien n'est certain.
(27 февраля) 12 марта
Я разгадал психологию Лины и оправдал её. Поездка в Америку со мной вместе её увлекала, но когда она попала в Ростов, где нашла всех иностранных консулов и надежду попасть прямо в родную Румынию, то вопрос был решён просто и ясно. С одной стороны, тяжёлое путешествие с человеком, который, может быть, и любит, но каждую минуту может исчезнуть, а вместе с тем возня с деньгами, которые на исходе, с продажей вещей. С другой: простое возвращение в родную Румынию, ко всем своим богатствам, соединённое с лёгкой лестью изменнику. Выбор ясен и прост, и мои вопросы были ей прямо чужды: я говорил об отвлечённых вещах, о степени глубины отношений, она - о реальном положении вещей.
(28 февраля) 13 марта
Ползём медленно. По ночам стоим. Настроение уравновесилось. Мысли стремятся к Америке.
Письмо Полине Подольской в Таганрог:
«Милый друг, пишу Вам в вагоне, как ни странно, международном. Держу путь из Кисловодска в Москву. С тех пор, как несколько месяцев назад я получил от Вас письмо, начинавшееся словами «пишу, чтобы сообщить мой адрес» и кончавшееся тем, что никакого адреса при нём не было, я вестей от Вас не имею. Черкните мне в Москву, Кудринская площадь, 1, кв.38. Если Ваше письмо не застанет меня там, его перешлют куда следует. Будьте здоровы и веселы и примите от меня моё сердечное внимание. СП.».