*
Чрез сутки же после сего продолжал я писать следующее:
"Нет! лихорадка моя не изволит отставать! Третьего дня она меня ужасно тяготила, вчера было легче, а сегодня с самого утра опять так тяготит, что насилу держу перо в руках. Настасье полегчало, но не совсем. Вчера принимала она слабительное, а сегодня все собираются к тебе писать, ибо мы положили с завтрашнею почтою отправить к тебе первый пакет с письмами. Как-то придет оный в Петербург, прежде ли тебя, или после? Ничего мы теперь о тебе не знаем, где ты едешь и здоров ли? Считаем только, что ты вчера был в Твери и сегодня оттуда поедешь. Радуемся, что погода стоит хорошая и утром светлые. Писем из Москвы от тебя еще не получали. Мы дожидаемся их, как города, надеясь от тебя многое услышать. Но, может быть, тебе в чужом доме и пописаться было негде и не можно. Я, по слабости своей, занимался все сии дни чтением и промолол всего Карла. Надоедают мне только просельщицы: то придет барышня, и дай того, и дай другого, то мальчишка; а я не знаю, где иное и отыскать. При всяком разе напоминаю любезного моего ключника и казначея, и тужу, что он теперь в дороге и терпит стужу и беспокойство; я целую его мысленно и, пожелав счастливого пути, обращаюсь к упражнениям моим.
"Вчера только разрешил меня Николай Сергеевич Давыдов ордером от своей команды и велел относиться обо всем к Веницееву. Мне великая теперь комиссия набирать рекрут. Пишут из Тулы, чтоб скорее, а мне и по-ногу со двора не можно. Щедилов и теперь еще в Туле живет; поручено ему смечаться с деньгами и делать счеты, но он нашел все дела и книги так запутанными, к в таком беспорядке, что ажно кряхтит. Но и я устал на смерть, дав; отдохнуть немного.
В девятом часу вечера.
"Вот в сию минуту получши мы и твои письма из Москвы. О! как я им обрадовался... Я роздал теперь все оные, и мы весь вечер будем упражняться в читании оных".
*
В сей раз писал сын мой из Москвы, уведомляя, что они доехали до сей столицы благополучно, что он старался выполнить все порученные ему от меня комиссии и насилу отыскал госпожу Толстую в Вознесенском монастыре и, получив от ней к сестре просительное письмо, отправлялись тогда далее в свой путь.
Письмо сие, в котором все пребывание его в Москве было в подробности описано, подало мне повод написать еще наутрие к сыну моему следующее
25 октября, поутру.
"Письмами твоими ты нас всех обрадовал и удовольствовал. Я вчера так им обрадовался, что хотя лежал, будучи очень слаб, в зале на канапе и дремал, по едва услышал, что письма от тебя, то позабыл болезнь свою и вскочив бежал в лакейскую принимать оные. Благодарю тебя за них и радуюсь, что ты до Москвы доехал благополучно; дай Бог, чтоб и прочее твое путешествие было столь же благоуспешно.
"Как письмо сие ты должен получить уже в Петербурге, то поздравляю тебя, мой друг, с приездом в сей столичный город. Ежели будешь столь счастлив, что застанешь Михаила Васильевича, то как ему, так и всем его домашними изъяви наше искреннее почтение и поставь сие себе первым долгом. Общее наше желание есть, чтоб ты был здоров и благополучен и чтоб желание твое и наше совершилося. Пиши к нам, мой друг, обо всем обстоятельно и не жалей денег на заплату за письмы. Впрочем, Павлушка голубчик, не забудь моих наставлений и живи так, чтоб мы могли поведению твоему радоваться и быть тобою довольным. Прости, мой друг, и будь благополучен!"
----
Сим окончил я мое второе письмо, которое, запечатав в один куверт вместе с первым, в тот же день и отправил на почту. А не успел настать следующий за сим 26 день октября, как я приступил к писанию к сыну моему уже и третьего письма и писал в сие утро следующее:
"Вчера отправили мы к тебе, голубчик Павлушка, наше первое и большое письмо под No 1 и 2, а сегодня начинаю писать уже новое. Делаю сие для того, что б, как положил я писать к тебе со всякою почтою, успеть что-нибудь написать, ибо мне нонешнюю неделю будет крайне недосужно. Утро выгонит, а ночь вгонит: все мучить и пытать будучи рекруты, итак, надобно к тебе писать все ущипками и урывками.
"Как сие письмо дойдет в Петербург, то тебе уже неотменно там быть надобно, и с сего времени посылай сам в почтовые дни поранее на почту, чтоб заставать покуда почталионы писем не разобрали и находить можно их по карте, дабы не было нужды платить понапрасну подателям.
"Ласкаясь лестною надеждою, что с тобою, мой друг, дорогою никакого зла не приключилось и ты доехал до места благополучно, воображаю я тебя себе приехавшего, как в лес, и находящегося посреди совсем незнакомых людей. Все тебе сначала дико и все не обыкновенно; однако, не сомневаюсь, что ты скоро обаркаешься и привыкнешь. Проворство твое в Москве я обстоятельство, что ты в самое короткое время успел везде побывать, все отыскать и все исправить, ручается мне, что ты и в Петербурге не загинешь. Куда с какою нетерпеливостью будем мы дождаться от тебя известия оттуда! Но до этого времени еще долго и очень долго. Не прежде как около заговен быть сие может. Слог писем твоих хорош, а особливо в Настасьиных: и мне и всем он полюбился. Пиши к ней побольше таким же образом и не жалей бумаги почтовой. Мы желали б о всяком шаге твоем быть извещенными; для нас будет сие приятнее всех газет, и мы всякого воскресенья будем дожидаться, как некоего празднества и торжества. Чтоб успевать тебе более написать, то пиши по-моему, на досуге и понемногу.
"В сей день и в самую сию минуту, как я к тебе сие пишу, надобно тебе ехать уже далече за Тверью. Обстоятельство, что ежечасно встречаются с тобою новые и невиданные предметы, надеюсь,-- уменьшат сколько-нибудь твою скуку. На Тверь, я думаю, ты засмотрелся, и сестры были тебе очень рады. Не в это, а в то воскресенье, будем мы ждать Тверских писем.
"Что касается до моей болезни, то вчера был мой день и мне легко, а сегодня еще не знаю. Еще теперь не рассвело, однако, ночь спал не весьма хорошо, но надеюсь, что скоро и сей рецидив пройдет; побольше буду лечиться и наблюдать строже диету. Ну, теперь полно! окошки раскрыли, надобно пить чай и спешить в канцелярию!
В тот же день, ввечеру.
"Благодарить Бога, мне и сей день было против чаяния легко, и я мог во весь день быть во флигеле и в скучном своем деле упражняться. Авось-либо справлюсь опять скоро. Я сижу теперь в кабинете, Азорка на печке, Бижутка на креслах, а Николашка против меня и переписывает реестр изряднёхонько: будет прекрасный писец! Сестры учатся на фортепианах. Мать сидит в спальне и упражняется в своих делах. Но где-то ты, Павлушка мой друг, сегодняшний вечер находишься и как провождаешь оный? Сегодня я тебя более десяти раз вспоминал и всякий раз желал благополучного путешествия, и чтоб ты здоров был".