3 октября
Благо «Утёнок» кончен, немного проспал, а затем не сочинял, а играл на рояле: 2-й Концерт, «Токкату» и дешевовское «Скерцо», а также учил английскую премудрость. Завтракал с Юрасовским, одетьм в солдатскую шинель и послезавтра уходящим в качестве санитара на войну - таскать раненых с передовых позиций. Если бы он теперь не определился санитаром, то на Рождество его бы забрали рядовым. Всё-таки чуточку жутко провожать человека под пули, хотя я всячески шутил с ним.
Урок английского. После оного я пошёл к Юргенсону справиться, вышла ли наконец 2-я Соната Мясковского (нет ещё) и, благо у меня обменяли в театре котелок и я не хотел щеголять в чужом, я шёл в велосипедной фуражке. Старался идти не по Невскому, чтобы меньше встретить знакомых. Как раз натолкнулся на Элеонору с матерью, которой она меня и представила. Мамаша ничего, довольно милая, лучше, чем казалась мне раньше. Обедал у Анны Григорьевны, которая восхитилась моей идеей «Гадкого утёнка», а услышав музыку, восхитилась сугубо. Берёт его учить в первую голову и «петь по всем городам». От неё пошёл в «Сокол». В «Сокол» начал ходить Коля Рузский.
Когда я пришёл домой, мне позвонил Гартман; композитор, лицо которого я знал по концертам. Отрекомендовавшись, он передал мне приглашение от ИРМО выступить в декабре-январе с моим 1-м Концертом. ИРМО! Концерты, которые были так влиятельны когда-то и которые теперь совсем протухли благодаря несуразному ведению дел и скучным программам. Глазунов, Арцыбушев погубили концерты. И вдруг этакое архиконсервативное учреждение приглашает меня, да ещё с моим Концертом. Магометанина в христианский монастырь! Я был крайне удивлён и даже переспросил:
- Собственно, какие же это концерты ИРМО?...
Гартман несколько неторопливо ответил:
- Да петроградского отделения, которые бывают каждую зиму.
Я, поблагодарив за честь и объявив согласие, выразил моё удивление, как это они меня приглашают. Но дело вот в чём: концертная комиссия в настоящее время состоит из Арцыбушева, Гартмана и ещё кого-то. Гартман, кажется, интересуется моей музыкой, а Арцыбушева я привлёк весной на акте, когда он, прослушав Концерт, явился ко мне за кулисы, представился и похвалил. Я, помню, тогда рассказывал об этом случае Мясковскому и Каратыгину. Оба громко фыркнули:
- Ну вот вас и пригласят в ИРМО!
И они, и я считали это невозможным и даже смешным.
Гартман довольно долго продержал меня у телефона, разговаривая обо всём, был крайне любезен и приглашал к себе. Он спросил, какие я ставлю материальные условия, я ответил, что не знаю, вероятно, у них есть своя такса и им виднее. Я доволен.