Сергей Прокофьев. Дневник - 543

4 апреля

Я встал в восемь часов. Стояло солнце и я позвонил к Дамской. Та к Струве и в половину десятого, за четверть часа до отхода скорого поезда, я был на Финляндском вокзале. Дамская уже ждала, а Струве опять не явилась к уходу поезда. Через десять минут ушёл и второй, а Струве всё не было. И досадно было, и смешно, что каждый раз со Струве такая история. Опять стали звонить ей на квартиру, но опять ответили тоже самое: барышня полчаса как уехала на вокзал. Не зная, что делать, вышли мы из телефонной будки и на платформе столкнулись с опоздавшей Струве. Она появилась с таким невинным видом, что Дамская стала безудержно смеяться, я за ней. Струве ничего не понимала, чувствовала себя глупо и начала сердиться. Я тоже разозлился на неё и, повернувшись спиной, ушёл брать билеты.

В Териоках не всюду стаял снег и ледяные корки сменились лужами, а лужи скользкой грязью. Мимо дачи Алперс, Захарова и той, где жила Струве прошлым летом, мы вышли к морю. Но море ещё не оттаяло и представляет неровную снежно-ледяную пелену. Я их привёл в парк, где мы решили съесть наши бутерброды. Струве предлагает влезть на сложенные в кучу леса, из которых летом строилась захаровская купальня. Проделала она это с большой ловкостью. В четвёртом часу вернулись на вокзал чай пить. Там я взял тарантас и мы очень весело поехали в Тюрисяви. Я сидел с кучером, но лицом к барышням. Приехали в Тюрисяви, погуляли, я предлагал послать открытку Липинской. чем привёл Струве в отличное расположение, затем подкладывали копейку под проходящий поезд и сидели на полустанке на деревянном заборе. Струве рассказывала, что она родилась во Франкфурте-на-Майне. где жила до четырёх лет, говоря по-немецки, потом переехала в Монреаль (французский-немецкий), потом через пять лет в Италию, в Сан-Ремо (итальянский и русский), и наконец полтора года назад в Россию. Ей Богу, сие прелюбопытно. На обратном пути я дремал, причём Струве прилагала всякие усилия, чтобы меня не разбудить. Весело смеялась в трамвае. Дамская упрашивала, чтобы я не стригся под нулевой номер, как прошлой весной, а то очень безобразно. Струве тоже подошла и сказала:

- А то ещё весь ваш успех в Консерватории потеряете (!).

Дома меня ожидал подарок от Рауша за игру у них - хрустальный, очень элегантный кубок. На меня он особенного впечатления не произвёл, но мама, кажется, осталась чрезвычайно довольна. Я же был в полном удовольствии от нашей поездки и очень усталый лёг спать.