26 марта
До двенадцати я спал, потом играл на рояле и кое-что переделал в «Балладе», которую с завтрашнего дня начну репетировать с Безродным к экзамену. В три часа пришёл в Консерваторию отнести ноты Фрибусу. На площадке лестницы встретил сначала Вегман. с её очаровательным греческим носиком, потом Липинскую, Струве, Дамскую. Образовалась целая толпа. Оказалось, что Струве и Дамской сейчас нечего делать, мне тоже, и я предложил идти на вербу, предложение было принято и мы отправились. Узнал я следующее: зовут её Л.Н. (я боялся, что Лидия Густавовна или Лидия Генриховна), ей шестнадцать лет, летом будет жить где-то в прибрежном краю. Раньше жила в Канаде, потом на Женевском озере, говорит на многих языках. По-русски не ладит с буквой «р». На вербе опять толкучка и мы, выйдя на набережную, повторили вчерашний рейс, уходив непривычную Л.Н. до того, что она то покраснела, то побледнела и, наконец, попросила посидеть на скамье в Летнем саду. Прогулка доставила мне большое удовольствие. Вернулся домой, повторил 2-ю Сонату и поехал к барону Дризен, на среду, «иллюстрировать» лекцию Каратыгина о новой музыке, так же, как в феврале. Но на этот раз он обо мне сказал подробнее и повально уложил на месте много моих знакомых, сказав: «Я считаю, что неоклассиков у нас в России только два - Метнер и Прокофьев. Последний ещё очень молод, но принадлежность его к неоклассикам несомненна, потому что...» - и т.д., всё что раньше говорилось в его рецензии обо мне. Я лежал в соседней комнате в глубоком кресле и очень забавлялся. Моя Соната имела обычный успех, впрочем, публики на сегодняшней среде было не слишком много - человек двадцать.
Свободное копирование
