22 марта
Встал рано, просмотрел трудные места в «Фигаро» и в десять часов был на генеральной репетиции «Фигаро». Провёл Н. и С.Штембер, которые желают познакомиться с моим дирижированием. Опера шла гладко, если не считать хора в первом действии, который довольно порядочно развезло. Дело в том, что я с хором ни разу не занимался и на предыдущей репетиции его не было - мы не знали друг друга. Я взял темп несколько иначе, чем хористы привыкли, а те не смотрели и жарили в своём, но так как они были в глубине сцены, за декорациями, то я их плохо слышал и не пошёл за ними. Во втором акте Мандельбаум спутал всю сцену. Пришлось повторить. Он - чёрное пятно на спектакле. В антракте он обиженно говорит, что я не показываю ему вступления, но как же я могу показать ему вступление, когда он вступает всегда раньше, чем следует? В третьем акте разложен секстет, четвёртый прошёл ничего. Вообще же я был крайне утомлён репетицией и недоволен её результатом. Оставшуюся у меня корректуру Концерта я аккуратно склеил, сшил и сегодня отдал в ведение Дранишникова. Тот с видимым интересом взял её. Выйдя после репетиции в учебную Консерваторию, я узнал, что сейчас будет играть «программу» Зеликман, мой конкурент, который играл программу с опозданием на десять дней вследствие болезни Николаева. Я натолкнулся на Дамскую со Струве, очень обрадовался и уселся с ними. Публики собралось довольно много. Зеликман играл уверенно и хорошо, зал дружно хлопал. У него хороший удар, большая техника, хотя несколько смят слишком быстрый темп, отделка подробная и интересная; мне показалось, что игра не всегда содержательная. «Карнавал» Шумана оставляет желать лучшего исполнения. После окончания экзамена поднялись оживлённые толки. Учащиеся из моей партии говорили, что он не может сравниться со мной, другие, наоборот, демонстрировали восхищение. Я разговаривал с Харитоном, учеником Венгеровой. Он сегодня утром тоже играл, говорит, хорошо и получил не то 5+, не то 5. Вообще он невероятный нахал и самохвал, но сегодня он усердно расхваливал меня и Зеликмана. Говорил, что Зеликман, конечно, 5++, а что я сыграл феноменально «Тангейзера», а фуга, по словам Венгеровой. лучше всех, игравших фугу с основания Консерватории. Но в этот момент появилась сама Венгерова и, став рядом с нами, стала захваливать Зеликмана, по-моему, преувеличенно, желая поддразнить меня, хотя я, право, не знаю, с чего бы ей дразнить меня. Вообще, по-моему, резюме такое: первые кандидаты на рояль Зеликман и я с равными шансами, т.е. с равноценными, хотя и совсем различными. Говорили так: Зеликман играет пластичней, а я интересней. Одни говорили, что меня предпочитают потому, что я шире образован: другие говорили, что предпочитают Зеликмана, потому что он пианист-специалист, а я нет. На третьем месте я считаю Голубовскую, у которой, говорят, круглое 5+ и которая несомненно очень достойная и отлично играет, но её минус - недостаёт мужской импозантности. На четвёртом и пятом - Харитон и Гальперин. Домой я вернулся в пять часов, усталый, страшно голодный и злой, поел и лёг спать. А в восемь часов поехал к Мещерским, где играли «Китеж», «Мейстерзингеры». Я мою пьесу посвятил Вере Николаевне, которой ещё не очень нравится, но, я уверен, понравится со временем. Играл в бридж, но больше дурил. «Супруги Прокофьевы», как называли Таля и Олег меня с Ниной, потому что мы за бриджем сидели рядом и играли одним карманом. Сегодня ругались. Я попал бумажным шаром Нине в щёку, она злилась и требовала, чтобы я извинился, я не хотел, она дулась. Вероятно от усталости у меня сделалось сквернейшее настроение, а воспоминания о Максе и его конце ещё усилили его - и я вернулся домой в полной хандре, которая слегка осталась и на утро, несмотря на то. что я недурно выспался.
Свободное копирование
