Сергей Прокофьев. Дневник - 493

7 февраля

Утром усиленно играл программу и учил партитуру «Фигаро». Прийдя в два в Консерваторию подцепил Николаева и сыграл с ним Концерт. Дебют ничего, кое-что идёт негладко (особенно новые переделки), но я за него спокоен. С Николаевым мы постоянно в любопытных отношениях: кандидатом на рояль является его ученик Зеликман и я. Николаев очень со мной дружен, но ему желательно, чтобы Концерт я провалил, потому что премия его ученику всё равно, что премия ему самому. Надо отдать справедливость Николаеву, что он очень мил, и когда я спрашивал у него, он всегда давал деловые советы по моей программе.

В два часа Черепнин и махание «Фигаро». Дирижёру ансамблей, пока их не выучит наизусть, очень непросто. В четыре часа пошёл к Розенштейну, который выздоравливает от своей жёлтой инфлюенции и хочет вечером играть «Балладу». Репетируем, он играет довольно вяло, но обещает к вечеру подбодриться. Вернулся в Консерваторию, дирижировал в ансамбле и совсем измученный вернулся домой. Начинает болеть голова, настроение было злющее, а вечером выступать. Лёг, но не спалось. Успокоился я и отдохнул, посидев за шахматной доской и переиграв ряд старых партий. Мама уехала раньше, а я переоделся, кое-что повторил и приехал на вечер свежий. Там уже началось первое отделение, состоящее из набора всяких композиторов: романсы Стравинского и соната НЯМ'а представляют интерес, но их исполнили плохо. Второе отделение было посвящено мне. Публика была по приглашениям. Я исполнил всю московскую программу с исключительным успехом. Мне пришлось услышать столько поздравлений, восхищений и превозношений, как никогда. Особенно за Сонату[1], арфный прелюд[2] и 3-й Этюд[3].

«Баллада» понравилась меньше отчасти из-за посредственного исполнения Розенштейна и слишком громкого моего аккомпанемента. Дешевов сказал, что я гениален; Николаев расхвалил мой пианизм; Рузский, Нурок, Каратыгин, Крыжановский, Андреевы, Спендиаров, Черепнин, Кобылянский, Асланов, Полоцкая-Емцова выражали свои радости. В особенном восторге были представители Консерватории: Дранишников, Гаук, Дамская, Голубовская и Бушен, которая, по словам Дамской, корчилась от волнения во время игры. Меня познакомили с известным художником Бакстом, который очень серьёзно интервьюировал меня насчёт моих отношений к балету. Это опять запахло Парижем. Каратыгин пригласил меня играть сочинения на его лекции через полторы недели.