20 января
В оркестре Черепнин продирижировал сам всё время. Это, верно, всё в отместку за «аидин» инцидент.
Цыбина вовсе нет, он надеялся на дебют в балетном дирижировании Мариинского театра, но дебют не получился и он огорчился. Крейслер собирается ехать со мной в Москву. Мясковский уезжает сегодня; я с Белоусовым еду завтра. После Консерватории я ездил за билетом, также покупал себе чемодан. Мне ужасно нравятся небольшие ручные чемоданчики, в которые можно положить фрак, смену белья и который можно без труда таскать в руке.
В сегодняшней «Музыке» появились анализы Мясковского и мои. Вообще номер посвящён нашему вечеру и много толкуется о нас. Анализ я написал страшно старательно и любовно иллюстрировал моей нотной каллиграфией, но, воспроизведённые фотографическим путём, мои нотные примеры выглядят отвратительно, криво и косо.
В том же номере заметка о беляевском концерте. Сообщается программа, но мой Концерт отсутствует. Черепнин, который в своё время хлопотал о нём и даже не без эффекта говорил, что дело поставлено ребром и, если мой Концерт не пойдёт, то он не станет дирижировать, преспокойно дирижирует. Вообще Черепнин хорош как дополнение, пока и без того всё хорошо, а так он иезуит и я теперь понимаю, почему у него столько врагов.
Вечером заходил Николай Штембер и мы вместе отправились в «Сокол». После «Сокола» всегда очень хорошо пить, в частности, шампанское. Мы решили выпить и зашли в какой-то трактир. Но там оказалось только две бутылки и обе очень дорогие. Тогда мы пошли на Варшавский вокзал и пили нарзан.