В наставшее за сим 7-е число июля начиналась, по обыкновению, наша ярмонка. Она была в сей год не такова многолюдна, как за год до того, и может быть от того, что стояла тогда наилучшая сенокосная погода. Но за то дворянства было много. Мы в сей день занимались с командиром моим во все утро суждением мужиков и некоторыми разбирательствамии между ими. Потом вместе с вицгубернатором ездили в училище, в богадельню и в гошпиталь, а потом обедали во дворце, при игрании музыки. После обеда же засели господа играть в карты, а перед вечером ездили на ярмонку. По возвращении же с оной, боярыни все ушли в церковь ко всеночной, а мужчины все в сад. Я нашел их спускающих рыбный мой канал и утешающихся ловлею карпиев, которыми насажен он был до избытка. Все они до восхищения почти веселились, смотря на то, как обмелевшие карпии возились тут, как поросята, что и действительно представляло приятное зрелище. Сие увеселение побудило их к другому. Учинена была посылка за певчими и музыкантами, и господину Давыдову восхотелось и гостей своих также утешить, как утешался он в прошедший вечер. Все они тотчас к нам явились и началось марширование, пение и играние. Гостям нашим как музыка, так и пение с нею отменно полюбились. Все они с особливым вниманием слушали оное, а особливо последнюю вечернюю песнь и превозносили похвалами. В особливости полюбился и сад наш и все прочее знаменитейшему из всех их и нашему вицгубернатору. Он торжественно отзывался, что никогда еще не препровождал в жизнь свою столь приятно вечера, как в тот раз. Он и подлинно был наиприятнейший, какой мы имели сами. Сад был в наилучшем своем виде: в нем господствовала тогда торжественная тишина, погода была наиприятнейшая, пение и музыка прямо трогательные и восхитительные! Гости все сидели на вечерней нашей сиделке, против ротонды, за нижним озерком и в лучшем месте для слушания. Многие из них были люди с чувствиями и могущие судить и ценить все по достоинству. И потому все чувствовали отменное удовольствие, а я всех более, слыша от всех их нелестные похвалы и всему одобрение, и вечер сей для самого меня был так достопамятен и приятен, что я и поныне вспоминаю его с чувствованием некоторого удовольствия. Одни только боярыни были не весьма тем довольны, что мы отняли у них певчих; но мы утешили их, по возвращении из церкви, духовою нашею музыкою, которою прельщались все до чрезвычайности, а веселый ужин был дня сего окончанием. В последующий за сим день наступил самый наш ярмоночный праздник, случившийся в сей год в воскресенье. Мы провели его очень хорошо и весело. Народа и дворянства обоего пола было множество. Все, по обыкновению, ходили в церковь к обедне, где певчие наши опять оказывали свое искусство, а один из священников наших сказывал изрядную проповедь. Обеденный стол был большой у господина Давыдова в замке, и сидело за столом более пятидесяти человек обоего пола. Во все продолжение оного играла вокальная и инструментальная, как духовая, так и смычковая, музыка. А после обеда начались у молодежи танцы, но, к сожалению многих, продолжились не очень долго, и более потому, что старейшие господа принялись за обыкновенную свою работу, и у них только и ума было, что сидеть и играть в карты и проигрываться, чем всем другим и нагоняли только скуку. Перед вечером же все пошли ко мне, ибо я звал их всех к себе ужинать, и они все, и даже сам вицгубернатор охотно согласился. Сей хотел было в сей вечер ехать обратно в Тулу, но за самым тем не поехал и остался еще ночевать. Итак, был и у меня в сей день праздник и нарядный большой ужин, и гостей так много, что едва все поместились в моей зале, хотя она была и довольно просторна. Мы постарались угостить их у себя колико можно лучшим образом и, для сделания ужина веселейшим, привели музыку и заставили играть ее у себя под окнами, ибо в зале не было ей уже места. Ужин был у нас прямо приятный и веселый, и все угощением моим были довольны. Одна только наша госпожа боярыня, супруга г. Давыдова, глупым своим капризничеством и несносною своею надменностию делала всем веселостям нашим помешательства. Она не ладила все с мужем и своею свекровью и не изволила и к нам пожаловать и тем все наши забавы исполняла некоторою горечью. А впрочем все было у нас хорошо и ладно, и мы провели сей праздник с отменным удовольствием и несравненно приятнее, нежели во все прежние разы, и оный был едва ли не последний, проведенный сим образом. Как наутрие званы мы все были на обед господином Хомяковым в ближнюю его деревню Суходолье, то, препроводив все утро еще раз в гулянии по саду, ездили мы все гурьбою туда, кроне одной только госпожи боярыни, которая, за болезнию своего сынка -- сущего повесы, изволила оставаться дома. Сему любимому ее сынку и бесценному сокровищу что-то поутру стошнилось, и она с ума почти сходила от того, а малого надлежало б только высечь за его шалости, как бы и вся болезнь его исчезла! Во всю жизнь мою не видывал я такова негодного ребенка, каков был этот до бесконечности изнеженный и избалованный мальчишка, в котором не находил я ни синя пороха доброго!
Как ехать нам до помянутого селения было около 8 верст, и все большою Лебедянскою дорогою, то, едучи на линее и в самую жаркую и яркую погоду, чувствовали мы великое беспокойство от жара и пыли, которая всех нас перечернила и поделала арапами. Г. Хомяков хотя и старался вас угостить также сколько можно лучше, и не жалея ни вин дорогих, ни прочего, но пир сей был для нас не столько весел, сколько скучен. Все господа не успели приехать, как засели играть в карты и провели в том все предобеденное время; мы же от духоты и скуки не знали куда деваться. Самый обеденный стол был поздний и, за теснотою дома, в раскинутой палатке, производившей еще более зноя от палящего солнца. Словом, все жаловались на духоту и жар несносный. Но, по счастию, после обеда не сидели долго, и возвратились еще довольно рано в Богородицк, откуда вицгубернатор, поиграв еще несколько в карты, и поехал от нас с компаниею своею опять в Тулу. Мы же, по отъезде его, увеселялись еще музыкою и ужинали опять во дворце.
Сим образом провели мы и второй день праздника нарочито изрядно, а на третий положено было от нас ехать и обедать у зятя моего г. Шишкова в его Ламках, ибо он, любя угощать у себя гостей и строить пиры и банкеты, убедительно звал всех к себе, и все дали было ему и слово, но, для болезни господина повесы, который давным-давно уже и выздоровел, или паче по капризничеству его государыни матушки, дело сие не состоялось, и все они остались и на сей день еще в Богородицке, который и препровожден был весь отчасти в игрании в карты, а наиболее в перебранках у госпожи боярыни с ее супругом, доводивших ее неоднажды до слез. Словом, госпожа сия всё бесилась на свою свекровь и на всех, но все скрытно и все глупо. Мы же, давая ей полную волю дурачиться, занимались только музыкою и певчими, и будучи принуждены проводить с ними, весь день во дворце, досадовали только, что, вместо того, чтоб, пользуясь приятностию тогдашней погоды, ходить и гулять по саду, они сидели в палатках, играя в карты, и тем прямо убивали только время; а что всего смешнее, то одни играли, а другие, сидя тут же, на них только глазели.
Свободное копирование
