28-31 декабря
Эти четыре дня я вставал поздно, в двенадцать; по большей части сидел днём дома и играл на рояле, уча экзаменационный материал. (Какая мерзостная форма у финала Шумана! Я едва разобрался в этих кусочках, имеющих не более порядка, чем колода хорошо стасованных карт. Чтобы выучить наизусть, я должен был сделать конспект и учить по конспекту). Сонаты Шумана, Шопена и Бетховена более или менее идут. Лист, Моцарт и Бах отстали. «Тангейзер», чтобы он «выходил», дьявольски труден и тяжёл.
Кроме игры на рояле, в течение этих дней немного сочинял симфонию. Послал Захарову мои сонаты, «Отчаяние», «Наваждение», 4-й Этюд и опус 3.
Ходил раза два на каток, но без Бушен, которая скрылась с горизонта, затаив обиду из-за моего молчаливого отказа кататься с ней. Зато часто трещала Дамская и мы весело с ней болтали по получасу и по часу. Она рассказывает всякие пустяки, про себя, про подруг, про то, что болтают обо мне в Консерватории - и её телефоны бывают вполне занимательны.
Вечера я провёл так: в субботу играл с Голубовской в шахматы по телефону. В воскресенье играл у Корсак в лото; я не был у них сто лет.
В понедельник гимнастировал в «Соколе».
Во вторник у Раевских встречал Новый год.
В восемь часов был молебен, а затем сели играть в «винтик».
Половину двенадцатого семейно сели за стол, а с боем часов все встали с бокалами в руках. Я обещал вспомнить Дамскую и весело вспомнил её, а по ассоциации - Бушен. Следом Вегман и Белокурова. Больше никто.
О Нине Мещерской я забыл.
Свободное копирование
