10 декабря
Играл сонату Шопена, но Есипова продолжает болеть и урок опять не состоялся. В два часа Черепнин назначил нам урок. Я отправился и, когда он подходил к классу, сказал, что хочу с ним поговорить. Черепнин буркнул:
- Сейчас некогда!
Я ответил:
- Хорошо, я подожду, когда вы кончите ваш урок, - и не пошёл в класс.
Цыбина тоже не было, Дранишников случайно не пришёл и Черепнину пришлось глупо заниматься с двумя полудирижёрами. По окончании урока состоялось объяснение. Мы удалились на тёмную лестницу Малого зала. Я стоял, прислонясь к стене, скрестив на груди руки и опустив голову; Черепнин бегал взад и вперёд, очень горячился и кричал, впрочем, не на меня, а сам с собой.
Объяснение сводилось к следующему.
Моим исходным пунктом была обида, нанесённая мне словами «ожидал от вас в мае». («Всякий ученик, кончающий мой класс, считает долгом лягнуть меня»). На каком основании мог он ожидать от меня, что я его «лягну» по окончании класса?
Его исходным пунктом было негодование: как мог я с «озлобленным стариком» Палечеком «орать» (хотя я вовсе не орал) на него, говоря, что оркестр оскандалился.
В результате мы говорили на разных языках, потому что ему было абсолютно всё равно, обиделся ли я иль нет на «май», а я, в сущности, мало придавал значения эпизоду с Палечеком. Я говорил серьёзным и обиженным тоном, Черепнин горячился, говорил массу образных выражений, французских слов и кучу глупостей. Я сказал, что если он ждал от меня, что в мае, кончив курс, я начну «лягать» его, то этим он ждал от меня подлости. Вот почему я считаю для себя оскорбительными его слова.
- А если вы оскорблены, так требуйте от меня удовлетворения. Пожалуйста! Пожалуйста! Вызывайте меня на дуэль!
Это было уже совсем неумно. Я сказал, что, вероятно, он обкутал меня в «лягании» сгоряча, в сущности, и не думая этого обо мне - и для выяснения этого я затеял разговор; иначе мне прямо не представляется возможным продолжать занятия.
- Если вы хотите уходить, то я вас, конечно, задерживать не могу. Но не советую вам этого делать, - сказал Черепнин.
А через несколько слов:
- Да-с, не ожидал, не ожидал, что и вы на меня вместе с Палечеком налетите!
- Вот именно это мне от вас и хотелось слышать, - быстро сказал я.
- Пожалуйста не думайте, что вы меня в чём-нибудь поймали! - поправился Черепнин.
В конце концов разговор так ничем и не кончился. Я понял только, что мы говорили о разных вещах и что Черепнин, быть может, обижен гораздо больше моего. Мы пожали руки и разошлись по разным лестницам.
Домой я вернулся недовольный и злой. И эта злоба сорвалась на саркастической пьесе №2, первая половина которой (т.е. весь материал) уже давно была сочинена. Теперь очень неожиданно и саркастично вышла вторая половина. Компенсация за разговор! Я доволен пьесой.
На ученическом вечере было неоживлённо, впрочем, с Таней Масловой приятно посидеть. Когда она смеётся, у неё на лице появляются хорошенькие юмористические складки. Голубовской и Бушен я рассказывал, что в Консерватории состоится «великосветская дуэль»: Черепнин вызвал Прокофьева.
Голубовская спросила:
- На чём? На дирижёрских палочках?
Свободное копирование
