25 октября
Вопрос решился-б очень просто, если бы Глазунов согласился бы на исполнение моей симфонии. На днях он приезжает из отъезда, и я опять буду стучаться к нему. Да, кроме того, ещё надо получить разрешение на исполнение фортепианных пьесок, так как Витоль сказал, что это первый случай в его практике - давать разрешение ученикам на исполнение, а потому он ничего не знает, и я должен обратиться к Глазунову. Семь моих фортепианных пьесок пойдут у «современников» на концерте в конце ноября и исполнять их буду я сам. Я проиграл им в один из четвергов всю программу с треском. В тот же вечер туда (по просьбе через Мясковского) явился и Саминский со своими двумя романсами, мечтая об их исполнении на том же концерте. После моего «Наваждения», встреченного шумными одобрениями, и которое действительно звучало эффектно, скромненько по стенке пробрался Саминский к роялю и тотчас же запел сипленьким вибрирующим голосочком, тихонько аккомпанируя, запинаясь и постоянно попадая не на те ноты, куда надо, и извиняясь. Сыграл незаметно один романс, сыграл другой... гробовое молчание было ответом. Окончил на увеличенном трезвучии и, видимо, очень гордился этим. Никто не обратил внимания. Тогда Саминский сказал: «И так кончается». Опять никто не обратил внимания. Он как-то незаметно встал и... по стенке, по стенке... и исчез. В этот вечер мне было искренне его жаль; мне было прямо неловко за него. Я стоял в стороне и старался на него не смотреть. Винклеру, который вообще очень доволен мной, я собирался показать свои пьески, как вдруг он на уроке обратился ко мне:
- Мне Медем говорил, что вы будете исполнять свои вещи..., так пожалуйста, предварительно покажите их мне. Кроме того, мне вообще очень интересно посмотреть ваши сочинения.
В четверг принесу на урок.
Свободное копирование
