10 октября
Сегодня, во время антракта между научными классами, меня вдруг зовёт по фамилии одна из учениц, Нодельман.
- Видите ли, у нас будет бал и мы решили вас выбрать в распорядители...
- Но, позвольте, я никого не знаю и ничего не умею. Я боюсь!
- Да, эта роль, конечно, довольно ответственная, но вот надо выбрать двух учениц и одного ученика, и мы выбрали, т.е. не выбрали, а вообще большинство голосов было на вашей стороне.
Я поблагодарил, сказал, что, конечно, тронут до слёз. («Ну вот уж и до слёз!» - говорит), но что я всё-таки отказываюсь. Молвили ещё пару слов и разошлись. В Консерватории я был с самого утра, устал ужасно, и ничего не соображал. Но всё-таки мне пришло в голову, что хорошо ли я сделал, что отказался? Во-первых, это может не так сложно и страшно, но с другой стороны очень почётно и очень приятно; во-вторых, ученицы, в классе которых я всего один месяц и с которыми совсем не разговаривал, делают мне честь и «большинством» голосов выбирают в распорядители, а я так коротко отказываю. Не слишком ли это высокомерно? Я отправился и отыскал Нодельман, которая прогуливалась внизу с другой ученицей, Флиге. Стал у неё расспрашивать, что да как насчёт этого самого дела. Узнал следующие подробности: во-первых, бал состоится на Рождество, стало быть ещё не скоро и времени много; средства им дал, кажется, Глазунов, да ещё что-то, одним словом, денег много; затем пред этим они хотят устроить спектакль и непременно, что6ы я участвовал, так как судя по «горе-от-умаевскому» Загорецкому, умею хорошо говорить; когда я стал отлынивать, то «не Добрженеца же выбирать!» - говорит. Одним словом, я не сказал ни да. ни нет, не согласился и не отказался, но расстались мирно-тихо, друзьями, и буду ждать более подробных сообщений, - время терпит!
Сегодня Черепнин принёс кучу контрамарок на репетиции концертов Шредера.
- Кого я обидел в прошлый раз? - говорит.
- Меня!
- Ну так мы с вас начнём в этот раз.
Впрочем это была только одна комедия, так как билетов хватило всем и даже осталось.
- А дирижировать вам дам пока ещё не очень скоро.
У Лядова пишем тройной контрапункт; лучше других пока у Захарова. Элькана, меня: Асафьев не ходит, Мясковский болен, хуже у Канкаровича и отчасти у Саминского. А Винклер последний раз очень меня расхвалил за gis-moll'ную фугу Баха. Ни разу не остановил и всё время говорил «хорошо, очень хорошо», чего я ни разу от него за мою долгую жизнь не слыхал.